Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2
На борт парохода поднялся лоцман, и вы можете легко представить, как новости с парохода распространились на берегу и, соответственно, как быстро они достигли газеты “Таймс”. Мистер и миссис Бас-Торнтон после постигшего их несчастья не в состоянии были больше оставаться на Ямайке, продали Ферндейл за бесценок и направились прямиком в Англию, где мистер Торнтон вскоре сделался корреспондентом различных выходивших в колониях газет, выступая в роли лондонского театрального критика, а кроме того, предпринимал попытки некими косвенными путями воздействовать на Адмиралтейство в надежде снарядить карательную экспедицию против всего острова Куба. И вот тут-то “Таймс” в своей уравновешенной манере донесла до них новости в то же самое утро, когда пароход вошел в док Тилбери.
Вхождение в док заняло немалое время по причине тумана, сквозь который многократно отраженное исполинское громыхание доков доносилось неясно. Какие-то голоса выкрикивали что-то с причалов. Динь-динькали колокола. Дети сбились в кучку, выглядывая наружу, как некий импровизированный Аргус, коему вменено все увидеть и ничего не упустить. Но они не могли вообще ничего разобрать вовне, даже в целом, не говоря уж о подробностях.
Мисс Доусон взяла на себя ответственность за них за всех, намереваясь препроводить их в дом своей лондонской тети, пока не обнаружатся их родственники. И теперь она высадила их на берег и доставила к поезду, в который они и забрались.
— Мы зачем лезем в эту будку? — спросил Гарри. — Дождь, что ли, собирается?
Рейчел пришлось несколько раз спуститься и подняться по высоким ступенькам, чтобы затащить внутрь всех своих деток.
Туман, встретивший их в устье реки, стал еще гуще, чем прежде. Так что сначала они сидели в полутьме, пока не пришел человек и не зажег свет. В вагоне было не особенно удобно и ужасно холодно, но вскоре пришел другой человек и установил какую-то большую плоскую штуку, штука была горячая — она была наполнена горячей водой. Мисс Доусон сказала: это для вас, чтобы ноги на нее ставить.
Даже теперь, уже сидя в поезде, Эмили с трудом могла поверить, что он все-таки тронется. Она уже совсем решила, что так и есть, он никуда ехать и не собирается, когда наконец он тронулся, резко дергаясь по ходу, как пойманная акула.
Потом энергия наблюдения у них иссякла. Пока впечатлений было более чем достаточно. Всю дорогу до Лондона они играли с шумом-гамом в “Ап-Дженкинс”[12] и едва обратили внимание, что уже приехали. Выходить им не очень хотелось, но в конце концов они все-таки вышли и оказались в тумане, густом, как гороховый суп, самом густом из супов, какой только мог приготовить Лондон в самом конце сезона. Тут они снова оживились и стали самим себе напоминать, что ведь это и есть настоящая Англия, так что надо бы ничего не пропустить.
Не успели они осознать, что поезд, оказывается, въехал внутрь какого-то громадного здания, которое было освещено окруженными ореолом, желтыми фонарями и самый воздух в котором имел необычный оранжевый оттенок, как их увидела миссис Торнтон.
— Мама! — закричала Эмили. Она и не предполагала, что будет так рада ее увидеть.
Что до миссис Торнтон, она была уже за гранью истерики. Младшие сначала сдерживались, но потом, по примеру Эмили, попрыгали на нее и завопили; по правде говоря, это было больше похоже на Актеона, терзаемого псами, чем на мать, окруженную своими детьми: их маленькие обезьяньи лапки раздирали ее одежду в клочья, но ее это нимало не беспокоило. Что касается их отца, он совершенно забыл, до чего ему противны трогательные сцены.
— Я спала с аллигатором! — выкрикивала Эмили в промежутках. — Мама! Я спала с аллигатором!
Маргарет стояла сзади и держала все их узлы. Никто из ее родственников не появился на станции. Взгляд миссис Торнтон наконец упал на нее.
— Да это же Маргарет… — начала она как-то неопределенно. Маргарет улыбнулась и подошла ее поцеловать.
— Уйди, — злобно крикнула Эмили и кулаком ударила ее в грудь. — Это моя мама!
— Уйди, — заорали остальные. — Это наша мама.
Маргарет снова отступила в тень, а миссис Торнтон была в слишком растерзанных чувствах, чтобы эта ситуация шокировала ее так, как это случилось бы при нормальных обстоятельствах.
Однако мистер Торнтон в достаточной степени сохранил здравый ум, чтобы войти в создавшееся положение.
— Пойдем, Маргарет! — сказал он. — Мы с Маргарет друзья!
Пошли поищем кэб.
Он взял девушку за руку, обнял ее за худенькие плечи и пошел вместе с ней к выходу с платформы.
Они нашли кэб, подогнали его к месту действия, все туда забрались, и тут миссис Торнтон вдруг сообразила, что надо бы сказать “здравствуйте-очень-приятно-до-свиданья” мисс Доусон.
Разместиться всем внутри кэба оказалось непросто. В разгаре этого процесса миссис Торнтон неожиданно воскликнула:
— Но где же Джон? Дети сразу примолкли.
— Где он? Его что, с вами в поезде не было?
— Нет, — сказала Эмили и вновь онемела, как и остальные.
Миссис Торнтон переводила взгляд с одного из них на другого.
— Джон? Где Джон? — обратилась она в пространство, и в тоне ее голоса прозвучал слабый намек на беспокойство.
И тут в окошке кэба показалось недоуменное лицо мисс Доусон.
— Джон? — спросила она. — А кто это, Джон?
3
Дети провели весну в доме, который их отец снял на Хаммер- смит-Террас, на границе с Чизиком, а вот капитан Йонсен, Отто и команда провели ее в Ньюгейте.
Их заключили туда сразу, как только захватившая их канонерка вошла в Темзу.
Детей уже перестала смущать новая обстановка. Лондон был совсем не таким, каким они его себе представляли, но он оказался еще удивительней. Время от времени, однако, им приходило в голову, что ведь и правда многое в Лондоне очень походило на то, что они прежде об этом слышали (они и не подозревали, что давний рассказ мог, как заклинание, вызвать к жизни нынешнее впечатление). Такое же чувство испытывал, должно быть, святой Матфей, когда после подробного изложения какого-либо заурядного происшествия он добавлял: “Так исполнилось сказанное пророком Таким-то”.
— Чего тут смотреть? — восклицал Эдвард. — В этом магазине одни игрушки.
— Ну, ты что, не помнишь, что ли… — начинала Эмили.
И в самом деле, они как-то были