* * *

Еще до рассвета глава семейства вывел нас за околицу деревни. Мы поблагодарили его, приложили руки к кэтчулэ и пошли дальше — к горам и лесу. Пасха закончилась, нам предстоял далекий и трудный поход. В тот день мы решили добраться до города Совата, до которого оставалось двадцать километров. Как заведенные и поставленные на нужный курс машины, мы безостановочно двигались к цели, быстро переставляя ноги. Мы шли по полям и лугам, по горам и лесам, по чащам, обходя оживленные дороги и населенные пункты. Мы шли молча — разговоры мешают идти, нарушая ритм работы машины. В полдень впереди показался город Совата. Привал. Мы улеглись на солнечной полянке. Стебли, травинки, листочки. Поют птички, с ясного синего неба ярко светит солнце. Мы сбросили обувь. Господи, какое блаженство! Пузыри зажили, на их месте образовались твердые мозоли. Пока мы ели хлеб, я думал о цыганах.

— Бернд, ты бы смог так жить?

— Что ты имеешь в виду?

— Жить как цыгане, спать на соломе и не знать, что ты будешь есть завтра? Бернд молчал. Почему он не говорит ни да ни нет? Я проглотил кусок хлеба и спросил еще раз.

— Если бы ты спросил у меня об этом в Фокшанах, я ответил бы не задумываясь.

Я размышлял об этом до тех пор, пока не доел хлеб. Солнце и свобода — вот что нужно человеку для жизни, думал я, и больше ничего! О разных точках зрения и мнениях речь заходит только тогда, когда есть свобода.

Было тепло, как на родине в июле. Мы пошли дальше. Город надо обойти стороной. Справа или слева? Как обойти его быстрее, незаметнее и безопаснее? Мы решили, что обойдем Совату справа, ибо нам показалось, что влево город простирается дальше. Кроме того, у правой окраины города была более лесистая местность и было недалеко до подножия гор. По их лесистым склонам, как нам казалось, мы скорее всего обогнем опасное место и сократим путь. Итак решено, мы берем немного вправо.

Мы приблизились к пасти чудовища и под острым углом повернули вправо от крайнего ряда домов. Да, мы по-прежнему шли по лесу, но вскоре нас напугало оживленное движение, засасывающая сила города. Нам пришлось пересечь множество дорог, и дороги эти отнюдь не были пустынными. Мы были вынуждены то и дело прятаться, останавливаться, дожидаться удобного момента и перебегать дорогу. Нам приходилось все время быть начеку, прислушиваться и присматриваться. Надо было всеми силами избегать встреч с людьми. С напряженными донельзя нервами мы добрались наконец до рокадной дороги, огибавшей город. И тут настал момент, когда мы поняли, что попали в настоящую беду! У нас еще было время для отступления, но отступить мы не могли и не хотели. Все наше существо рвалось вперед и только вперед. Мы не можем терять время, мы не можем отступать — каждый наш шаг должен приближать нас к цели, а не уводить от нее! Нас влекла неведомая, почти магнетическая сила. С места привала мы не могли видеть, что к северу от города нам преградит путь широкая река. Словно пораженные молнией, мы стояли в кустах и оторопело смотрели на узкую долину. Если мы не хотим потерять целый день, то нам остается только одно — спуститься вниз и перейти реку по мосту, на котором мы неминуемо кого-нибудь встретим. В лесу на холмах нам то и дело попадались спрятанные среди деревьев постройки — виллы, маленькие замки, загородные дома и тому подобное. Все это явно принадлежало не крестьянам, выглядело для нас чуждым и будило неприятные чувства. Очень неприятные. Но мы продолжали упрямо спускаться вниз по склону! Мы не могли позволить себе потерять даже один день! Но чем ниже мы спускались, тем больше мы нервничали, тем сильнее становился страх. Впереди неожиданно возникал дом, потом другой. Эти дома находились в лесу, и мы не видели их из-за листвы. Теперь нам стали попадаться идущие навстречу люди. Они не обращали на нас внимания, как и принято у настоящих горожан — в этом не было никакого сомнения. Да, это были не крестьяне. Как они носили кэтчулэ! Некоторые были даже в шляпах. Мужчины гладко выбриты, женщины с белыми лицами. Да, эти женщины не знают, что такое работа в поле! Нет, нет, они живут в городских домах и, наверное, неограниченно пользуются мылом. Но мы уже спустились в долину, устремились к мосту и с беззаботным видом ступили на него. Но сердца наши бешено стучали от страха. В конце моста нас остановили. Мы столкнулись там с большим цыганским семейством, которое двигалось по мосту нам навстречу. Как нарочно, именно здесь, на окраине города! Естественно, эта галдящая орда не могла не остановить двух таких бродяг, как мы с Берндом. Вероятно, они угадали в нас родственные души.

— Откуда идете? — закричали они, окружив нас плотным кольцом.

Не отвечая, мы попытались молча проскользнуть мимо них, но просчитались; цыгане нас не пропускали, и нам волей-неволей пришлось с ними заговорить. Ситуация сложилась критическая. Того и гляди, эта толпа черноволосых забубенных мужиков и баб, в гущу которых мы так неудачно попали, могла привлечь к нам внимание прохожих. Это было чрезвычайно опасно. Цыгане и цыганки во все горло заорали:

— Niams!!

Вокруг нас прыгали дети и тоже кричали:

— Немцы! Немцы!

— Да, да, нямс, нямс, — не сдержавшись крикнул я, — немец, поцелуйте меня в задницу, черт бы вас побрал!

Я оттолкнул какого-то сопляка и ринулся прочь в образовавшуюся брешь. Сбежав с моста, мы со всех ног бросились в горы, под спасительную сень леса, прежде чем на нас обратят внимание.

Бернд на бегу оглянулся.

— Знаешь, — прокричал он, — какая-то старуха перекрестила нас!

Мы думали, что сейчас быстро доберемся до склона горы, но выяснилось, что мы сильно ошибались. Не знаю как, но вместо этого мы углубились в лабиринт городских дворов и переулков. Мы всюду наталкивались на дома, сады, сараи, заборы и монументальные беседки. Нам приходилось обходить эти препятствия, и мы были вынуждены блуждать между строениями, попадая в тупики, откуда, возможно, просто не было выхода. Наконец, мы выбрались на настоящую улицу. Справа и слева стояли дома — городские дома с занавесками на окнах. Перед фасадами ровным рядом стояли аккуратно подстриженные деревья. За деревянными заборами зеленели кусты. Теперь под ногами у нас была каменная мостовая. О, дорого бы мы дали в тот момент за возможность снова оказаться в полях! Ради этого мы бы охотно пожертвовали не то что днями, а и неделями!

— Спокойно! — то и дело повторял Бернд. — Не нервничай.

Но я слышал, что голос его предательски дрожал, когда он произносил эти слова. Рядом с нами внезапно остановился какой-то гладко выбритый человек и во все глаза уставился на нас. Не обращать внимания, дальше, дальше, мимо! Мы чужаки на улицах города, мы отверженные, и каждую минуту на нас могла обрушиться какая-нибудь беда. Куда мы идем? Что ждет нас в конце улицы? Оказавшись на городской улице зажатыми между домов, мы потеряли всякую опору: мы лишились путей отступления и прикрытия с тыла. Не было ни одной лазейки, ни одного выхода на свободу. Была только улица, стиснувшая нас домами, и наша полная беспомощность. Мы были предоставлены воле случая. Мы страшились горожан. Люди шли нам навстречу, не обращая на нас ни малейшего внимания, как бездушные куклы, проходили мимо. Но в каждом прохожем мы видели дьявола. В городе, конечно, стоит русский гарнизон — это было ясно. Хуже того, здесь полно полицейских, а кроме них есть еще коммунисты, фанатики, соглядатаи и предатели! Это будет величайшей удачей, если нам удастся благополучно выйти из города. В какую же ловушку мы попали по собственной глупости! Если бы мы пошли другим путем, нам не пришлось бы спускаться в долину и переходить реку по оживленному мосту! Но что толку предаваться этим бесполезным мыслям? Пути назад все равно нет. Только бы все кончилось хорошо! Только бы нам удалось пройти! Мы надели на лица маски безобидных горожан, равнодушных, сытых, ничем не интересующихся. Безобидных горожан? В наших-то лохмотьях? С нашими всклокоченными бородами? Неужели мы сами в это верили? Да самый нищий крестьянин выглядел лучше, чем мы. Все же сразу видели, что мы бродяги, бездомные нищие. Мы были с ног до головы вымазаны глиной, к которой прилипли хвоинки. На шапках скоро начнет расти плесень. И мы воображали, что можем сойти за мирных добропорядочных горожан. Мы все поняли, когда за нашей спиной начали вопить и улюлюкать какие-то мальчишки, которых родители, вероятно, мало пороли за провинности. Цыгане, цыгане! Ха-ха-ха! Ху-ху-ху! Цыгане, цыгане! Мальчишки орали, свистели и показывали на нас пальцами. Нас держат здесь за цыган! За цыган, подумать только! Если на шум нагрянет какой-нибудь жандарм и вздумает проверить наши документы, нам конец, это было ясно как день. От страха нас пробил холодный пот. Эти малыши могли каждую минуту подставить нас под удар. Что делать? Делать было нечего, надо было просто идти дальше. Естественно, мы не могли их разогнать, пригрозить им, вступить с ними в перепалку. Мы выбрали правильный способ. Мальчишки вскоре потеряли к нам всякий интерес и вернулись к своим играм, но мы все еще шли по этой нескончаемой страшной улице. Минуты казались нам часами. Но наконец, наконец-то впереди показался просвет, дома расступились, и мы снова увидели лес и горы. Улица в этом месте делала поворот и вела вниз, в самое сердце города. Но мы направились к горе и стали взбираться вверх по лесистому крутому склону. Правда, здесь на нашем пути то и дело попадались укрывшиеся за деревьями дома и небольшие виллы. Возле одного из этих домов нам снова милостиво улыбнулась судьба. Это была еще одна непостижимая удачная случайность. На лесной дороге мы вдруг заметили коляску, в которой сидели двое мужчин. Мы сразу, по их виду, поняли, что здесь нам нечего опасаться. К тому же нам было жизненно важно сориентироваться и узнать дорогу. Один из мужчин натянул поводья. Тпру! Лошадь замедлила шаг и остановилась.