огляделся вокруг. У него сильно забилось сердце. А вдруг Антона уже нет в живых?

Из огорода послышался голос:

— Дата-эфенди приехал!

Хозяйка, бросив лопату, прикрыла лицо чадрой и скрылась за домом.

За окном скользнула тень, и в открытой двери показался Антон. Похудевший, бледный, он стоял и улыбался. Дата стиснул друга в объятиях.

Дата с болью смотрел на смуглое лицо Антона со следами страшной болезни. Спохватившись, как бы Антон не заметил его испуга, поспешил сказать: «Слава богу, легко отделался», — и потрепал по плечу.

— Вовремя ты приехал, Дата! — сказал Антон.

— А что? — спросил Дата.

— Не видишь, Европа горит в огне войны?

— Ну и что же? Черт с ней, с Европой, нам-то какое дело до войны?

Антон усмехнулся:

— Нам никакого, а у нее есть к нам дела. Если воюют Россия и Германия, нам тоже следует побеспокоиться о судьбе своей страны! — Антон с постоянной своей доброй улыбкой взглянул в глаза Дата.

— Россия и без нас обойдется!

— Может быть, но не сегодня-завтра Турция столкнется с Россией. Что тогда делать нам? Оставаться в чужой, враждебной стране?

Дата удивленно посмотрел на товарища и сказал, улыбаясь:

— Тебе что, вещий сон приснился или от нечего делать занялся гаданием? Разве турок посмеет идти войной на Россию?

Антон нахмурился:

— Ты, видно, и не знаешь, что делается в мире. Конечно, сама Турция не посмеет идти войной на Россию, но Турция-то не всегда делает, что ей хочется!

— Ей-богу, ни черта не понимаю.

— Ну, так я тебе объясню!

Антон уселся на маленький стульчик перед Дата, расположившимся на кровати, и стал рассказывать ему, что происходит в мире...

— Нам надо выбраться отсюда как можно скорее, иначе пропадем.

— Это верно, — опустив голову, сказал Дата, — в таких вопросах ты разбираешься лучше меня. Если это все действительно так... Я не против, уйдем, но ведь Кара-Хасан турок? Если в тревожное время нам хочется вернуться на родину, он ведь тоже не захочет оставить свой край?

— Ты прав, — Антон встал, — Кара-Хасан теперь из Турции и шагу не ступит, но мы-то оставаться не можем!

— Нам нужно все хорошо взвесить! Если Хасан не согласится нас отпустить, что тогда? — спросил Дата.

— Тогда поработаешь кулаками. Чем они плохи для Хасана. Ты это неплохо делаешь. Мы сначала, конечно, постараемся уговорить его, а если уж не получится, тогда будем решать сами, ведь Хасан должен будет подчиниться.

Шкипер долго безмолвно смотрел на друга. Потом сильно хлопнул в ладоши и оглушительно расхохотался.

— Наконец-то мои кулаки понадобились. А ведь ты смеялся, братец, говорил, что только глупец может на них надеяться.

— Может быть, и понадобятся, — Антон улыбнулся.

— Если нужно уходить, Кара-Хасан не остановит нас. Ну-ка, собирай барахлишко, пошли на корабль, — сказал Дата, и они принялись увязывать немудреный Антонов багаж.

...Когда Дата поднялся на «Чайку», Кара-Хасан уже был там.

Турок хмурился, был не в духе. Он велел снять паруса и спустить их в трюм, а это означало, что корабль надолго остается в порту.

...Стоял солнечный октябрьский день. На корме три моряка грелись на солнышке и негромко разговаривали. Один из них, совсем юный, держал на коленях и латал рваную рубашку. Это был плечистый, узкий в бедрах, смуглый паренек с кудрявым чубом. Он беспокойно таращил черные, как ежевика, глаза, часто оглядывался на оконце каюты и что-то шептал. Потом натянул на бронзовое тело рубашку и снова обратился к товарищам:

— Если никакой войны не будет, почему русские корабли снялись из всех турецких портов? А мы что? Будем сидеть здесь, сложа руки, пока не упрячут под замок?

— Ты прав, Пантэ, прав, — вступил в разговор пожилой моряк с длинными седыми усами, свисающими на подбородок. — Поработали на чужбине, теперь подумаем о возвращении домой. Подумаем об этом сейчас, пока турок не надел на наши шеи ярмо.

— Я, если помнишь, вовсе не хотел сюда ехать, а ты не соглашался со мной, Дианоз. И потом я не мог отказать Дата, — сказал седоусому сидящий рядом с Пантэ молодой моряк, усердно точивший на плоском морском камне нож-бебут. — Так что домой вернуться я бы не отказался и на второй день. Только как вот уйти сейчас? Это ведь от Кара-Хасана зависит. Шхуна-то его, а не наша. Если война на носу, Хасан наш враг. Что же он, подарит нам свою шхуну, что ли?

Парень попробовал острие бебута на рукаве бархатной куртки и вложил его в ножны, отделанные разноцветным перламутром.

Из каюты вышел Дата, подсел к матросам.

— Ну, выкладывайте, о чем тут спорите, что решаете.

— Многое нужно решать... — вздохнул Дианоз и нерешительно замолк.

Дата отлично понимал, о чем шла речь.

— Незачем вешать нос, этим делу не поможешь!

Дианоз, уставившись в палубу, проговорил:

— На небе такие тучи, вот-вот поднимется ветер.

Но ясно было, что не ветер, конечно, а что-то другое, более серьезное беспокоит моряков. Дианоз завершил свою мысль:

— Горе нам, если не вылезем из этого залива и нас похоронят в чужой земле.

«Я не ошибся, их беспокоит то же, что и нас с Антоном», — обрадовался шкипер.

— Помнишь, Дата, что сказал Кара-Хасан, когда назначил тебя шкипером «Чайки»?

— Что?

— Он сказал: «Я не вмешиваюсь в дела шхуны, ваш хозяин Дата». Так и было всегда. Ты был для нас и братом, и другом, и командиром. И сегодня, когда приближается опасность, на тебя все наши надежды. Ты уже спас однажды наше судно, выручил нас из беды. Помнишь, как это было?

Дата задумался. Он припомнил тот случай, о котором говорил Дианоз. Дата тогда плавал рулевым на самом большом двухмачтовом судне Кара-Хасана. Считалось, что это судно водит сам Кара-Хасан, но на самом деле все делал Дата, старый турок заботился только о фрахтах.

Был конец ноября...

День стоял такой жаркий, будто еще не кончилось лето.

Двухмачтовое судно, нагруженное бочками с вином, вышло из Сухуми и направилось в сторону Поти. Попутный ветер быстро гнал его в море.

Был полдень, когда судно оставило слева от себя Сухумский маяк, напоминающий белого рождественского деда, и направилось в открытое море. Хасан вышел из каюты на палубу. С кружкой в руке он подошел к бочке с чистой водой, внезапно согнулся, громко застонал и упал на палубу.