от Дининых ладоней, я как бы заключил с ней тайный союз, вошел в соглашение, юристы сказали бы — в сговор, и стал ощущать себя ее сообщником. В этом союзе, пусть даже заключенном с благородной целью — сохранить у несчастных больных надежду на исцеление, была, конечно, гнилая суть, недостойное содержание, тем более что меня не покидала уверенность: кто-кто, а Дина точно знает, что король голый, что никакого тепла, кроме обычного, присущего всем человеческим рукам, ее ладони не несут.

(А вдруг подобная ложь вкупе с ощущением тайного союза способствует установлению каких-то новых качественных отношений между больным и врачевателем, в результате чего на основе, положим, высшей формы нервной деятельности и рождается целебный эффект?! — если, конечно, он рождается, хотя в моем случае его, к сожалению, не было. Впрочем, это похоже на «от лукавого», и потому я лучше ограничусь скромной констатацией факта, отдав трактовку и толкование специалистам.)

Однажды солгав, я не видел препятствий к тому, чтобы лгать дальше. Ведь я уже был не пациентом Дины Джанелидзе, а партнером, в то время как все присутствующие в комнате люди приобрели в моих глазах статус зрителей. Легко, просто и даже талантливо Дина перевела меня из амплуа больного в амплуа, ну, что ли, человека, который должен благородно заботиться о других, а не о себе. Я играл эту роль, без боя сдавшись прекрасной женщине и полностью растворившись в ее делах и заботах, вместо того чтобы ревниво блюсти свои; правда, валясь на спину, я все же немного беспокоился о том, успеет ли Дина меня подстраховать, а то, не дай бог, еще треснешься затылком об пол. С усердием исполняя роль «больного, выздоравливающего на глазах» (помните «Праздник святого Йоргена» с Ильинским и Кторовым в главных ролях?), я думал еще о том, понимает ли Дина, что перед нею не простак с холодными ушами, а вполне сознательный доброволец? «Может, падая, подмигнуть ей осторожно?» — мелькнула мысль, которую я немедленно отверг, продолжая тем не менее настойчиво искать какой-нибудь более тонкий способ намекнуть Дине на наш союз и на мое относительно высокое интеллектуальное начало. Согласитесь, нет ничего глупее верить в то, во что можно только верить, когда надо верить в то, что знаешь.

И я придумал! Когда ладони Дины снова легли на мои лопатки и я должен был, следуя примеру предшественников, падать на сей раз не назад, а вперед, я принял грандиозное, как мне казалось, решение: валиться не в ожидаемую Диной сторону, а вовсе набок! Налево! Куда до меня еще никто не валился! Не подмигивать же ей, в самом деле, чтобы нас публично уличили в сговоре. А для Дины, мне казалось, избранное мною направление должно было многозначительно намекнуть на союз и как бы приобрести значение пароля: «Дина, здесь продается славянский шкаф?» — «Если с биополем, — ее отзыв, — то здесь, сэр!», и мы оба вполне удовлетворились бы как делом, которое делали вместе, так и уровнем конспирации.

Увы, ответа на пароль не последовало. Дина не поняла. Я падал набок, а она, с завидным хладнокровием подхватив начало моего падения, повела ладони в ту же сторону, куда я валился, сделав вид, что именно этого и хотела. И получилось так, будто не она следовала за мной, а я подчинялся ей! Более того, не пожелав признать наш союз или не понимая, что он существует, Дина ни жестом, ни улыбкой и никаким иным способом не поощрила меня за бескорыстную помощь, я уже не говорю о благодарности. Весь успех она присвоила себе, забрав у зрителей их восхищение, а я ощутил себя бессловесным статистом, имя которого даже не упоминается в программе. И тогда я с тоской подумал: неужели она и впрямь верит в то, что может ладошками свалить человека с ног, к нему не притрагиваясь?

И мне стало скучно. Я сразу потерял к Дине интерес, а вместе с ним — к делу, которым она занималась. Боже, подумал я, оказывается, чтобы быть экстрасенсом, вовсе не обязательно иметь такие качества, как ум и тонкость восприятия (и был не очень далек от истины, если принять за нее утверждение Кентавра, сделанное им в публичной лекции: «Чем сильнее у человека биополе, тем ниже его интеллект», — так сказать, сила есть, ума не надо)! Тут бы и поставить мне точку на экстрасенсах, и я поставил бы, если бы все было так просто и понятно. Увы, читатель, — впрочем, может, и не увы, а ура, как знать? — ура, читатель, продолжение следует! — до выводов нам еще далеко.

Итак, я падал набок, публика сделала дружное «ах!», а на лице Дины изобразилось величайшее напряжение, с которым ей пришлось сворачивать меня в сторону. Затем Дина опустошенно сбросила уставшие руки вдоль тела, как-то сразу вся сникла и погасла, и всем стало понятно, что она всю себя отдала больным, полностью исчерпавшись. И тогда кто-то из ее ближайшего окружения громко крикнул: «Амир!», хотя Дина отрицательно покачала головой, как это делают слабые, но мужественные люди, остро нуждающиеся в посторонней помощи, но щепетильно не желающие кого-то беспокоить.

Тем временем из кухни одновременно с запахом черного кофе уже выходил молодой человек с загадочным и неподвижным, как маска, лицом восточного жреца. Он подошел к Дине плывущей походкой, остановился в шаге от нее и вытянул вперед руки с растопыренными пальцами. Дина вздохнула, с трудом выпрямилась и с большим усилием сделала то же. Их ладони встретились, однако не сошлись. И в этот момент человек с лицом-маской, слегка качнувшись, как бы послал Дине невидимый мяч. Дина приняла его ладонями, тоже качнулась и вернула обратно. Он повторил движение еще раз, и еще, и еще, они как бы играли в волейбол невидимым мячом, Дина возрождалась, как птица феникс, прямо из пепла, а мы все, затаив дыхание, наблюдали за фантастической сценой — право, не знаю, с чем ее сравнить, потому что аналогия с автомашиной и бензином уж очень груба в соединении с балетными, хотя и исполненными истинного драматургического напряжения, движениями двух людей, но ничего другого придумать не могу: мы наблюдали за фантастической сценой дозаправки Дины биоэнергией. (Несколько позже я узнал, что молодого человека звали Амиром Бабаевым, он был экстрасенсом, а в московский период пребывания Дины Джанелидзе выполнял «особое» задание, терпеливо дожидаясь своего часа на кухне.)

Сцена, скажу я вам, была прекрасно отработана и сыграна, только так я мог ее воспринимать, с восхищением наблюдая за действиями двух безусловно способных актеров. И потому на следующий день я вновь пришел к