И все время его угнетала мысль, что он недостоин Наташи. Она объездила весь мир, она много видела. Он только слушал ее и не знал, о чем ему говорить. Его шуточки повторялись, рассказы о детстве были исчерпаны. Она никогда не подавала виду, что ей с ним давно неинтересно, но Слава подозревал, что было именно так. На самом деле Наташа за день уставала так, что рада была помолчать хотя бы дома. К политике оба они были абсолютно равнодушны. На природу они выбирались редко. Если бы белок, живущих в парке, кормили только Слава с Наташей, как собирались, когда Серов привез Наташу в Москву, так белки давно уж померли бы с голоду.

Правда, два раза в год на несколько недель семья выбиралась куда-нибудь в отпуск набраться сил. Эти недели их все-таки сближали. Хотя были моменты, которые и в отпуске очень раздражали Серова.

Например, он терпеть не мог, что три раза в день Наташа брала в руки эспандер. Сто непременных упражнений в день в три подхода были для нее незыблемым правилом. Дома ли, в кабинете, в командировке – эспандер сопровождал ее всюду. Зато спина у нее была как у балерины, а посадка головы – как у индийских женщин, всю жизнь таскающих на темечке тяжелые кувшины.

«Боже, какая стройность», – Слава с иронией наблюдал, как жена крутит педали на тренажере, и слушал, как Наташа ворчит на Катю за то, что ту не заставишь выполнить маломальскую зарядку. Катя бежала жаловаться к Серову, а тот из чувства противоречия, неосознанно начинал еще больше сутулиться, глубже засовывал руки в карманы и выше поднимал воротник плаща или пиджака. Хотя сам, тайком от Наташи, захаживал с другом Валеркой в тренажерный зал и подкачивал мускулы.

Некоторые из его красавиц думали, что могут подвигнуть Серова на развод. Эти разговоры были ему нестерпимо смешны. Он считал, что ведет себя неприлично, но достаточно ловко, чтобы Наташа ничего не узнала. И она была слишком занятой и слишком умной женщиной, чтобы устраивать какие-то глупые проверки или же сцены ревности. Он и сейчас в глубине души надеялся, что осечка была просто случайной. Симпозиум закончился раньше, и Вячеслав был сам виноват, что не захотел этого предвидеть. Но как ему теперь было говорить с Наташей?

Наконец во дворе знакомо пикнул замок автоматической блокировки. Вячеслав Сергеевич выглянул на балкон. Как всегда похорошевшая после поездок в загранку, Наташа вышла из машины с букетом цветов. Он заранее открыл дверь в квартиру и специально включил телевизор. В этот момент она и вошла с видом примадонны после спектакля, протянув ему тяжелый букет. Среди розовых пушистых пионов торчали островерхие темно-синие стрелы дельфиниума.

«Папочка постарался к ее приезду», – подумал Серов.

– Неужели такие роскошные цветы можно вырастить под Москвой? – Он спокойно ставил цветы в воду.

– Вот представь. Отец нарезал к моему приезду. Они еще даже пахнут землей. Удивительно, что зимой в этом году теплицу на даче не разорили.

Он ждал, и она поняла, что Серов ждет, что же она все-таки скажет по поводу его подруги. И она сказала:

– Дельфиниум редкость в такую раннюю пору.

Он про себя чуть не закричал: «Ну давай же, давай! Обзови меня, накричи! Хлопни дверью! Заматерись! Будь хоть немножечко бабой! Мне тогда станет легче!»

Но Наташа промолчала. Потом вошла в спальню и сказала:

– Не удержалась и поужинала у родителей. Отец приготовил умопомрачительный плов – как знал, что я сегодня приеду. Жалею, что не пригласила тебя, но думаю, что сейчас ты сыт.

– Хочешь чаю?

– Нет. Я сразу лягу. Завтра мне надо пораньше успеть на работу. Есть интересные новости.

– Ты мне расскажешь?

– Как-нибудь потом.

И она легла. Не раздумывая, по священному праву собственницы, погрузилась в свежеприготовленную им постель. На тумбочку был брошен единственный рассеянный взгляд – бокалов, естественно, его стараниями тоже не было.

В ту ночь у Наташи поднялась температура до сорока. Несмотря на таблетки, жар не спадал, иногда она бредила и громко звала отца. Похудевший от старости, но такой же симпатичный, как раньше, ее отец приехал с термометром, который он привез еще из города на Волге, быстро развел стакан крепкого чая с малиной. Он сидел с Наташей рядом на ее постели и гладил ее, как в детстве, по волосам. А она, обливаясь слезами, прижимала его теперь уже высохшую руку к своей горячей щеке и лихорадочно говорила, что никогда без него не была счастлива. Никогда! И он, Серов, это слышал. Дня через три Наташа пошла на поправку, и все тогда вернулось на круги своя.

В гостинице Вячеслав предъявил документы, и ему разрешили войти в Наташин номер. До него там уже побывал следователь, и все в комнате оказалось перевернуто вверх дном. Но сколько Слава ни искал, Наташиной сумки с документами, ее бумажника, ключей от машины не нашел. Ужасно усталый, он опять спустился вниз, чтобы расспросить дежурную.

– А следователь, наверное, взял! – сказала она.

– Где найти следователя, не знаете? – наугад спросил он, не рассчитывая на положительный ответ.

– Сказал, в больницу поедет, – пожала плечами дежурная.

– В больницу? – тупо посмотрел на нее Славик Серов и, поднявшись в номер, засунул в пакет Наташину ночную рубашку, зубную щетку и пасту. Он накинул ветровку, потому что в рубашке замерз. Испачканный джемпер аккуратно сложил комочком и положил на кровать. Совершенно измученный, Славик открыл дверцы шкафчика в номере, надеясь найти что-нибудь спиртное, но не нашел. Серов спустился в ресторан, но тот уже закрылся. Дежурная подошла к двери, сильно дернула за ручку и что-то крикнула. Дверь отворилась, показался усталый официант.

– Дай ему чего-нибудь выпить! Это тот самый, – сказала дежурная.

– Заходите. – Официант подвинулся и пропустил Серова внутрь. В зале уже были настежь открыты окна, уборщица мыла полы. – Вам чего? Водку, коньяк?

Серов залпом выпил сто граммов коньяка.

– Ни пуха, – сказал официант.

Несмотря на коньяк, в больницу Серов поехал на своей машине. Проспекты, парки, боковые улицы слились перед ним в сплошное зеленое кольцо, но, пробираясь сквозь уже просыпающийся город, он, к собственному удивлению, не сбился с дороги. Больница за знакомым забором довольно скоро оказалась перед ним.

Приемное отделение было открыто, Серов беспрепятственно прошел сквозь него внутрь и очутился на лестнице. Хирургия находилась на четвертом этаже.

Медсестер на посту тоже не было, и Серов стал искать ординаторскую. В единственной комнате на этаже горел свет, несмотря на белую ночь, и Вячеслав понял, что ему сюда. Двое не очень молодых мужчин сидели за маленьким столиком и играли в шахматы.

– Вы к кому? – сквозь очки посмотрел на него тот, что сидел лицом к двери.

– Я насчет Нечаевой, – внезапно охрипшим голосом сказал Серов.

Доктор посмотрел на него так, что было видно – эта фамилия ему ни о чем не говорит.