Хотя внутренняя политика императора, по большей части вдохновляемая императрицей и ее ближайшим окружением, не может быть оправдана, его поведение относительно Германии было безупречным, как это видно из следующих двух историй, рассказанных мне Сазоновым.

В начале декабря граф Фредерикс, в течение долгих лет министр императорского двора, получил письмо от своего давнишнего друга графа Эйленбурга (гофмаршала берлинского двора), в котором говорилось, что они оба должны приложить все усилия, чтобы положить конец прискорбному недоразумению, произошедшему между их государями, и способствовать сближению, которое позволит их правительствам начать переговоры о мире на почетных условиях. Когда императору доложили об этом письме, он приказал графу Фредериксу прочесть ему письмо, и последний начал читать по-немецки. Его величество сразу же остановил его, сказав: «Читайте по-русски. Я не понимаю по-немецки». Когда граф закончил, император взял у него письмо и, подчеркнув то место, где граф Эйленбург говорил об «их старой дружбе», написал на полях: «Эта дружба умерла и похоронена». Затем он послал за Сазоновым и приказал ему подготовить черновик ответа. На следующий день Сазонов принес ему черновик, в котором графу Эйленбергу указывалось, что, если император Вильгельм хочет мира, он должен обратиться с таким же предложением ко всем союзникам. Однако его величество сказал, что, по размышлении, он решил оставить это письмо без ответа, поскольку любой ответ, каким бы он ни был, может быть принят как свидетельство готовности вступить в переговоры.

Несколько недель спустя подобные же заманчивые предложения поступили императору по другому каналу. Некая госпожа Васильчикова, происходившая из старинного русского рода, перед началом войны жила на своей вилле в Земмеринге, где она и оставалась с тех пор. По приглашению великого герцога Гессенского она приехала в Дармштадт, а затем по его поручению отправилась в Петербург с целью уговорить императора заключить мир. Она была уполномочена передать, что кайзер Вильгельм согласен предоставить России более выгодные условия заключения мира; что Англия уже предлагала Германии заключить сепаратный мир; что династические интересы требуют примирения России и Германии. Великий герцог вручил ей письменное послание аналогичного содержания для передачи Сазонову. Последний сказал ей, что она вела себя недостойно, согласившись выполнить подобное поручение, а император, которому он доложил об этом деле, так разгневался, что приказал заключить ее в монастырь.

Прежде чем завершить мой рассказ о 1915 годе, я должен упомянуть, что в конце мая мне было приятно получить от сэра Эдварда Грея письмо, в котором он писал:

В 1916 году значительно улучшилась доставка военного снаряжения из-за границы, равно как возросла производительность отечественной промышленности, поскольку благодаря инициативе земств и городских советов в различных частях страны были запущены новые заводы по производству вооружения. Появилась надежда на успешное завершение войны. В Армении армия под командованием великого князя Николая Николаевича в середине зимы продвинулась по гористой, труднодоступной местности и к концу февраля заняла Эрзурум. На бессарабском фронте русские, всегда готовые оказать посильную поддержку своим союзникам на западе, предприняли наступление, чтобы предоставить небольшую передышку мужественным защитникам Вердена, сдерживавших ожесточенный натиск немцев. Хотя наступление шло не без успеха, оно не принесло реальных результатов, поскольку было начато без необходимой подготовки, а также вследствие недостатка аэропланов и другой военной техники. С другой стороны, наступление, предпринятое в июне армией под командованием Брусилова, чтобы ослабить натиск австрийцев на итальянском фронте, увенчалось полным успехом. До конца месяца русские овладели Буковиной и, захватив огромное количество пленных, наступали в Карпатах.

Если Румыния в принципе собиралась вступать в войну, то для этого наступил самый подходящий момент. Ее выжидательная позиция дала одному французскому дипломату повод заметить, что она ждет случая «voler au secours du vainqueur» («поспешить на помощь победителю» – фр.). Однако теперь русские были победителями, а она все еще колебалась. Поэтому генерал Алексеев поставил Бухарест в известность, что, если Румыния упустит благоприятную возможность для выступления, ее вступление в войну будет оставлено Россией без внимания. В то же время он обещал отправить русские подразделения в Добруджу, при условии, что сразу за тем последует нападение на Болгарию. Румыния отказалась так сделать, хотя, по мнению ведущих военных специалистов, это был с тактической точки зрения наиболее правильный для нее ход.

Румынский посланник, с которым я обсуждал этот вопрос, признал, что для Румынии естественно стремление завладеть Трансильванией, но она не стремится к захвату болгарских территорий. Поэтому он настаивал на том, что все ее действия будут направлены против Австрии, а я, в свою очередь, пытался убедить его, что у Румынии будет больше шансов на получение Трансильвании, если она разобьет болгарскую армию, но тщетно. В конце концов Румынии позволили действовать, как она считала нужным, и в конце августа она объявила войну Австрии. Но было уже поздно. Русское наступление почти задохнулось: люди были измотаны, боеприпасы подошли к концу, из-за трудностей с транспортом возникли перебои в снабжении. Румынское наступление в Трансильвании, которое развивалось удовлетворительно в продолжение примерно двух недель, натолкнулось на австро-германское контрнаступление, и румынская армия поспешно отошла по всей линии фронта. На юге румыны также потерпели тяжелое поражение от болгар, на чей нейтралитет они так глупо рассчитывали с самого начала.

В начале февраля император расстался с Горемыкиным и назначил председателем Совета министров Штюрмера. Дед Штюрмера был австрийским комиссаром на острове Святой Елены во время пребывания там Наполеона, а сам он последовательно занимал посты церемониймейстера российского двора и губернатора Ярославля. Это был человек недалекого ума, подхалим и карьерист, не обладавший никаким опытом в государственных делах и заботившийся исключительно о собственных интересах. Своим назначением он был обязан дружбе с Распутиным и тому, что его поддерживала камарилья императрицы. Я еще буду говорить о нем ниже, но, чтобы показать, к какому сорту людей он принадлежал, упомяну лишь, что он назначил главой своей канцелярии бывшего агента охранки Мануйлова, которого через несколько месяцев после этого арестовали и отдали под суд за шантаж банка.