Максим двинулся вперед, шел тихо и медленно, ловил каждый звук. Люди не летают, как птицы, и не растворяются в воздухе, как привидения. А также не умеют проходить сквозь стены. Здесь он, голубчик, здесь, никуда не делся. Сейчас найдем. В прятки он поиграть захотел, сволочь, доиграется сейчас. Да вот же он, издалека видно, вернее, слышно: стоит, привалившись спиной к стене, сопит и хватает ртом воздух. Но слух у охранника оказался превосходный, тихие шаги он расслышал и снова рванул прочь. Выскочил на дорогу перед лесом, метнулся вправо-влево, и определился, наконец, выбрал направление и побежал в лес. Максим, уже не скрываясь, помчался следом. Гонка слишком затянулась, надо заканчивать и возвращаться назад. Да и в голове от притока свежего воздуха родилась парочка умных мыслей. Но все потом, сначала надо догнать этого резвого зайца, чтобы тот шуму не успел наделать. Силуэт беглеца пропал в темноте между стволами деревьев, и Максим сбавил шаг, пошел медленнее. Странно, но ночью лес ожил, наступление темноты словно вдохнуло в него жизнь, наполнило звуками и тенями. Справа что-то мелькнуло за стволом поваленной сосны, где вчера почти весь день отсиживался Максим. Он дернулся в ту сторону, и почти догнал выдохшегося от долгой гонки охранника, успел даже рассмотреть в темноте короткие волосы «площадкой» на голове и взмокшее от пота лицо. Но на этом все — охранник снова сгинул, но на этот раз не молчал, заорал от неожиданности, что-то осыпалось с грохотом, ударило глухо, и в лес вернулась тишина. Замерло все, не слышно даже потрескивания веток и шума ветра в верхушках деревьев, фон и декорации снова изменились. Максим прошел мимо собственных следов, там, где недавно перелетал через забор, двинулся дальше, вправо, к дороге, и одновременно вниз. Весной и летом здесь, наверняка, болотце, вокруг высокие высохшие стебли камыша, под ногами мягко прогибаются кочки. И в темноте из зарослей медленно проступали полуразрушенные стены старого, правильной квадратной формы небольшого сооружения. За годы оно основательно вросло в землю, но еще сохранились несколько столбов с остатками «колючки» и проржавевшими металлическими табличками. Максим прошел мимо одной из них, но останавливаться не стал, он уже знал, что там написано. «Сибиреязвенный могильник, проход закрыт» — или что-то в этом духе. Давно, еще до того, как Максим появился на свет, люди надежно спрятали здесь трупы умерших от «сибирки» животных, сделали это по всем правилам, и даже оставили предостерегающую надпись. Но потомки тех, кто думал о будущем, на предостережение наплевали, разломали бетонную горловину могильника, решив, что «пронесет». Не пронесло. И уже не пронесет. Особенно это касается того, кто провалился сейчас на почти полутораметровую глубину и скулит там от боли, злости и страха одновременно.

Максим рассматривал издалека валявшиеся вперемешку с целыми и разломанными костями обломки разбитой бетонной «крышки» и груды вывороченного дерна рядом с осевшими светлыми стенами. Надо идти туда, к этой дыре в земле, похожей на воронку от взрыва. Только снаряд упал не сверху, а вырвался из-под земли, вернее, его выпустили оттуда. И теперь пожинали плоды, не успевая вывозить тайком и прятать трупы людей и животных. Стоны стихли, из ямы донесся стук падающих обломков и приглушенная ругань. Тот, кто свалился прямиком в объятия «сибирки», пока был жив, и пытался выбраться наружу. Но ждать, пока он выползет оттуда, некогда, и Максим быстро двинулся вперед. И успел уже в последний момент — над краем разрушенной плиты показалась макушка охранника. Тот цеплялся руками за обледеневшие бетонные обломки, и даже в темноте Максим видел, что пальцы человека в крови.

— Ты все равно уже покойник, — этих сказанных негромким голосом слов хватило, чтобы человек в яме заорал и рухнул обратно. Максим остановился в шаге от края покореженной плиты, посмотрел вниз. Охранник шевелился в мешанине из обломков костей, земли, грязного снега и бетонной крошки, пытался подняться на ноги и цеплялся руками за выступы в стене. И то ли плакал при этом, то ли стонал — непонятно. Потом поднял голову, посмотрел на Максима снизу вверх, лицо охранника перекосило, словно съехало на бок.

— И смерть, и ад со всех сторон, — Максим вытащил пистолет и выстрелил два раза в голову охранника. Тот сполз на дно ямы, уткнулся лбом в бетонированную стену, и больше не двигался. Максим побежал прочь, вырвался на дорогу, промчался по ней, свернул после четвертого пустого длинного здания. И дальше, не оглядываясь, без остановок, не раздумывая, не анализируя то, что произошло несколько минут назад, обратно к бараку. Но уйти далеко не успел, рывком отпрыгнул с тропинки в сугроб и, держась в тени, побежал дальше по сугробам. По дороге, изредка перебрасываясь короткими фразами, шли, почти бежали двое охранников. Оба высокие, выше среднего роста, одеты в темную зимнюю «спецуху» с белым клеймом на спине, под подошвами их высоких ботинок похрустывал лед. Понятно, выстрелы все же услышали, ну, делать нечего. Раз пошла такая пьянка… Максим шел следом за охранниками с минуту или чуть больше. Те топали уверенно, и руки оба держали в карманах, и, судя по всему, не в пустых. Миновали один перекресток, второй, дальше дорога делает развилку — уходит в сторону барака и леса. А вдоль сетчатого участка забора с «Егозой» поверху имеется удобная — глубокая и незаметная — канава. Поэтому дальше идти вам, друзья, не придется.

Шедший вторым охранник чуть отстал, полез в нагрудный карман бушлата за пищащим мобильником, но ответить на звонок не успел. Упал тихонько ничком, ткнулся лбом в заметенный свежим снегом дорожный асфальт. Максим схватил телефон, нажал отбой и зашвырнул мобильник далеко себе за спину. Раздался глухой короткий стук, на этом все стихло. А до первого только дошло, что позади что-то происходит, он сбавил шаг, оглянулся. И только собрался броситься к неподвижно лежащему на дороге напарнику, как пришлось падать самому. Подножка заставила его растянуться на асфальте, но ни подняться на ноги самостоятельно, ни заорать он не смог. Это очень сложно сделать с зажатым ртом и заломленной за спину в болевом приеме рукой. Только и остается, что утвердительно кивать в ответ на все далеко не заманчивые предложения.

— Не ори. Вякнешь — башку прострелю. Лежать тихо. — План изменился на ходу. Максим обшарил карманы охранника, из найденного мобильника выдернул аккумулятор, выкинул в сугробы по разным сторонам дороги. А из кобуры на правом боку под его курткой-спецухой выдернул пистолет — видавший виды старый «ТТ» с неудобной скользкой рукоятью. Вот, это уже другое дело, другой разговор. Уж не эти ли олени тогда по полигону за ним скакали? Может, и эти, резвы что-то не по годам. Второго бы убрать отсюда надо, осмотрев предварительно, да времени нет. Риск большой, конечно, но вынужденный.

— Пошел, быстрее, — Максим заставил охранника подняться на ноги, ослабил захват, потом отпустил руку пленника, двинулся следом за ним. До барака добрались ровно за минуту, Максим толкнул охранника к стене, заставил положить руки на холодный металл. Потом рывком распахнул дверь и рявкнул в темноту:

— Выходите, все, бегом! Тех, кто сам идти не может — вытаскивайте!

Заранее они, что ли, построились и ждали приказа? Дружно, организованно, в полной тишине все двадцать три человека оказались в кузове «Газели» секунд через сорок. Того, сообразительного, согнутого от кашля мужика двое вытащили из барака под руки, помогли влезть в кузов. А ведь из-за него все сорваться может. Ладно, прорвемся. Главное — за ворота выехать, а там все дороги наши.