— Он мне сегодня звонил. Сказал, что находится в отеле «Конч». И я больше ничего не знаю. Я приехала как только смогла, — объясняет Лора, качая головой в знак того, что и сама бы не поверила подобным слезливым сказкам. Она достает сигарету, но вместо того, чтобы прикурить, ломает ее в руке. — Знаете, четыре дня тому назад у меня была цветочная лавка. И у меня был муж.

— У вас есть его фотография? — спрашивает Толивер, чувствуя себя в эту рань настоящим полицейским, а не убийцей, которым он, возможно, станет после рассвета. — Я могу поискать его в нашей системе. Может, что-нибудь всплывет.

Лора шарит в сумке, как будто в ней большая дыра, сквозь которую вытекает все хорошее. Затем она протягивает констеблю свадебную фотографию. Они с Якобом на фоне картины Гималаев.

Толивер долго смотрит на нее и ничего не говорит. Он просто стоит, опустив левую руку с блокнотом.

— Вы не видели Якоба? — спрашивает Лора, чувствуя, как ею овладевает невозможная надежда и в один миг согревает все тело. Пожалуйста, скажи мне да, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста.

Толивер смотрит на море. Волны уже метровой высоты и становятся все выше. Когда он отвечает, его голос звучит чуть виновато, как будто он признается в преступлении. Ему следовало бы радоваться, что разрозненные фрагменты информации в его голове наконец-то складываются в целую картинку.

Но десять лет спустя чувство вины весит больше золота.

— Вообще-то, — говорит он, возвращая фотографию, — видел.

Вилли не сомкнула глаз.

Всю ночь она просидела на террасе Томаса, наблюдая, как море меняет цвет: черный, свинцовый, белесый. Затем, прежде чем уйти, она позволила себе представить, каково это было бы — для разнообразия остаться где-то в одном месте. Кому-то довериться. Незнакомая ей роскошь. Я могу притвориться наивной, когда тот коп постучит в дверь, думает она, рисуя пальцами ног полосы во влажном песке. Может быть, у него не окажется на меня ничего такого ужасного, от чего я не смогла бы отболтаться. Я могла бы помогать Томасу по дому. Может быть, у меня даже была бы своя комната. С «волшебным фонариком» и телевизором.

И тогда она вспомнила, какие вещи вытворяла. Она снова услышала мольбы о пощаде. Вспомнила приятное покалывание от пороховых ожогов между большим и указательным пальцем всякий раз, как она спускала курок. Вспомнила длинные дни, которые проводила, сидя в каюте и глядя на свои руки. Размышляя. Пытаясь услышать какой-нибудь новый звук, но тщетно. Надеясь в лучшем случае на спокойный сон.

Зарево на востоке ослабело с приближением рассвета, и ночные грезы Вилли тоже закончились. Она погладила песок здоровой ногой, выравнивая поверхность, пока не осталось никаких следов ее присутствия. Затем она отправилась в дом, чтобы совершить кражу. Кто бы сомневался.

И только когда она закрыла за собой входную дверь, словно чья-то мощная рука схватила и встряхнула ее изнутри.

— Перестань, — прошептала она. Это было то же чувство, которое заставило ее свернуть с улицы и следовать ангельским голосам накануне. — Только этого мне сейчас не хватало.

Но Вилли все равно медлила. Храп Томаса, доносившийся из комнаты, вконец испортил ей настроение.

— Черт тебя дери, — прошипела она сквозь зубы и вошла в дом, стараясь не подволакивать раненую ногу и ставя костыль на резиновый наконечник, чтобы он не скользил. Она развернула пачку денег, взяла несколько купюр и засунула остальное в тарелку Томаса из-под супа. Затем нашла черный фломастер и написала «СПАСИБО» и «ПРОСТИТЕ» на белой доске для записок, висящей рядом с выцветшей картой местных приливов. Повинуясь странному импульсу, она потянулась и взяла с полки разбитую фигурку серфера, положила ее в карман куртки. Сломанные фарфоровые ребра впились в кожу. Это ощущение заставило ее почувствовать связь с прежней собой, которой она доверяла больше всего на свете.

Она закрыла дверь так тихо, как только смогла, но все равно услышала, что Томас перестал храпеть. Вилли знает: если человек задержал дыхание, значит, он подслушивает.

* * *

На пристани уже почти светло. Утро вот-вот настанет. Хрупкая девушка пинает толстого мужчину, растянувшегося на земле.

Голосок обращается к Французику:

— Слышь, подвези меня, а?

Французик вскакивает и протирает глаза, не веря в то, что видит перед собой.

Он сошел на берег вчера вечером, после того как к Билли-бою наведались гости. Они хлопали дверями и чокались стаканами. Французик снизу слышал их голоса сквозь тонкие деревянные перекрытия и ворочался в своей постели. Двое мужчин. Один хрипловатый и дружелюбный, другой резкий и настойчивый. У него не возникло желания познакомиться ни с тем, ни с другим, так что он осторожно вышел наружу и на минуточку прилег на пляже, но вскоре уже видел сны о русалках-убийцах и захороненных сокровищах, ждущих, когда он за ними придет.

Голосок повторяет, на этот раз толкнув его в покрытые жиром ребра осторожнее.

— Эй. Слышь, блондинчик? Подвези меня, очень надо.

Отныне Французик будет верить в любую легенду, какую только услышит. Потому что утопленница, морской ангел-убийца, о котором все судачат, стоит перед ним, черные глаза горят, и крутит костылем как танцевальным партнером.

— Ты та девчонка, которую подстрелили, — говорит Французик, как бы проверяя мираж на прочность: не испарится ли он от его слов? И тут же жалеет о том, как неуклюже это прозвучало.

— Да глупости все это, — отмахивается Вилли, обворожительно улыбаясь блондину, который поднимается на ноги и стряхивает с себя песок. — На островах что ни слово, то сплетня. Чем тут еще заниматься? Короче. Поможешь мне?

— Куда тебе надо? — спрашивает Французик, глядя на «Море тени», где только что зажглась лампочка в кабине, отражаясь желтком в спокойной воде у причала.

Вилли улыбается растрепанному Французику, как настоящая русалка-убийца.

— Подальше отсюда, — отвечает она. — Если ты настоящий принц и джентльмен.

Французик прикусывает губу, рассматривая девушку. Она топчется на месте, чтобы восстановить кровообращение в раненой ноге. Черный локон падает ей на лицо — точно мягкий мазок краски на портрете. Он влюбляется в нее даже раньше, чем успевает узнать захватившее его чувство.

— Даже не знаю, — отвечает он, мечтая взять ее с собой, но памятуя о своем месте на борту. — Надо с капитаном поговорить.

— На чем ты плаваешь? — интересуется Вилли, словно не замечая его колебаний и рассматривая стоящие на якоре суда. Затем она хватает его под руку, как будто они сто лет знакомы. От ее волос пахнет песком и ветром. — Я бы чашечку кофе выпила, — продолжает она. — Даже растворимый сойдет.

— У меня, кажется, есть, — рассеянно кивает Французик и направляется к сходне, радуясь, что девушка держится за его руку. Теплый поток пробегает по его телу. Он горд, точно удостоился посещения королевской особы, и его ноги не чувствуют себя ватными после сна на земле.