Последняя ставка, которая осталась у него в жизни.

– Я играю.

– Не делай этого, приятель, – повторяю я. – Должен быть другой способ выбраться отсюда.

– Нет другого способа. – Существо смотрит на меня, в его глазах мольба. – Я провел в этих стенах сто двенадцать лет. Думаете, я не искал другой способ?

Крокодил повышает голос:

– Мсье играет на свою свободу, леди и джентльмены, ставя в рулетке судьбы свою жизнь. Делайте ставку, мсье. Назовите число.

– Пусть он прекратит, – громко говорит Франсуаз. Морда крокодила поворачивается, его маленькие, налитые кровью глаза-злобно сужаются.

– Никто не может остановить рулетку судьбы.

Он взмахивает короткими лапами, и сноп холодного света взрывается вокруг игорного стола.

Светящаяся стена кольцом встает вокруг колеса рулетки. Только бледное существо и крупье, кожа которого покрыта бородавками, – лишь двое остаются внутри.

– Назовите число, мсье, – говорит крокодил.

Его пасть разевается, видно синевато-бордовое нёбо.

– Число.

– Нельзя было этого допускать, – негромко говорит Фран­суаз.

Я вскидываю руки, давая понять, что ничего нельзя сделать.

Иоахим Владек стоит в первых рядах, его лицо, бледное от природы, теперь приняло цвет застывшего льда. Только красные кровяные прожилки пронзают его, и видно, как кровь быстро бьется под тонкой кожей вампира.

– Эта тварь Иоахим получит свободу в обмен на жизнь бедняги, – яростно шепчет Франсуаз.

Марат Чис-Гирей стоит, сложив руки на груди, и его лицо напряжено, как будто он ждет пощечины, на которую не сможет ответить.

Толпа замирает и вскрикивает.

Мне не видно, на какое число поставил отчаянный игрок, но твари передают номер из уст в клювы, из пасти в жвалы.

– Девятнадцать, красное, девятнадцать, красное.

– Девятнадцать, красное, – внятно говорит Иоахим Вла­дек. – Не выпадет никогда.

Слово «никогда» много значит, когда находишься в преисподней.

И еще больше – если провел там больше времени, чем жил на свете.

Металлический шарик звонко целует борт рулетки, и начинает вращаться. Почему бледное существо не следит за ним? Этот маленький блестящий шар решит сейчас его судьбу, как и судьбу омерзительной твари, что пристально смотрит на колесо рулетки из-за огненного барьера.

Так почему же бледное, насмерть испуганное создание смотрит в другую сторону, в толпу?

Кого он там ищет?

Меня.

Если бы я мог управлять шариком рулетки.

– Девятнадцагь, красное, – громко повторяет крокодил. – Мсье ставил на девятнадцать, красное.

Шарик продолжает звенеть.

Франсуаз стискивает мою руку так сильно, что наверняка останутся следы.

Колесо останавливается, но бледное существо по-прежнему не отрывает от меня взгляда.

Я коротко киваю ему, только теперь замечая, как напряжены все мои мышцы.

Шарик звякает в последний раз и замирает, как взгляд умирающего.

Крокодил-крупье разевает пасть, и его морщинистый кадык дергается, готовый извергнуть слова, но Иоахим Владек говорит первым.

Его внятный голос звонко отдается во внезапно наступившей тишине.

– Двойной ноль.

Бледное существо смотрит на меня широко раскрытыми глазами, словно ждет, что сейчас я подниму руку и скажу, что это неправда, что он выиграл, что он свободен и может идти домой. А если это не так, то я все исправлю.

– Двойной ноль, – повторяет крокодил-крупье. – Отныне вы свободны, господин Иоахим.

Вампир смеется – негромко. Его тихий смех похож на перестукивание ледяных палочек в холодной воде, и он скоро затухает, заглушенный воплями и ревом толпы.

И этот смех ужасен.

Бледное существо бросается вперед, ударяясь всем телом об огненную стену. Все его щупальца приподняты вверх, он тщетно бьется об искрящуюся преграду.

Высокий, скатывающийся на визг голос крокодила поднимается над толпой:

– Проигравший приговаривается к вечным мукам в подвалах преисподней. Он никогда не увидит солнечного света, никогда не услышит ничьего голоса и будет страдать вечно.

Две каменные твари, чьи тела покрыты черными пластинами, скрывающими самые лица. Они появляются, словно всегда здесь были, и их мускулистые руки подхватывают бьющееся в ужасе бледное существо.

– И да будет он страдать вечно, – говорит крокодил.

– Нет! – кричит осужденный. – Нет. Оставьте меня. Я не хочу. Я только хотел вернуться домой, оставьте меня, отпустите.

– И никогда не увидит он солнечного света и не услышит ничьего голоса.

– Помогите мне, кто-нибудь. Выпустите меня!

Вампир Иоахим Владек молча идет сквозь беснующуюся толпу.

Он идет к выходу из преисподней.

– Истинное могущество колец Зари сложно себе представить! – Брови Марата Чис-Гирея нахмурены. – Даже я понимаю его не в полной мере. Они были созданы существами, которые во много раз превосходят нас и все наши представления.

Франсуаз фыркает, поскольку не допускает мысли, будто какое-нибудь существо может превзойти ее.

– Иоахим Владек не будет пытаться познать кольца Зари, – заметил я. – Если вы дадите ему атомную бомбу, он не станет терять время, изучая ее устройство. Он просто нажмет красную кнопку.

– Даже если это уничтожит его самого?

– Иоахим Владек слишком самоуверен, – говорит Фран­суаз, словно она-то сама не отличается этим качеством.

– Что станет делать Иоахим с кольцами Зари? – спрашивает Марат.

– Это вопрос для вас. – Я понижаю голос, пока две гаргульи проходят мимо нас с подносом, уставленным игральными фишками. – Что вообще можно с ними делать?

– Кольца Зари способны увеличить определенные характеристики своего обладателя. Если тот окажется недостаточно силен, то и поработить его.

– Тогда вам следовало бы охранять их получше, – говорит Франсуаз.

Я смотрю на часы:

– Иоахим Владек уже вышел во внешний мир. И сейчас подбирается к одной из ваших побрякушек. Мы находимся в подвалах преисподней, мы еще не спасли римского легионера – а именно за этим мы сюда пришли, – а наш провожатый проиграл свою жизнь в рулетку. С этим надо что-то делать.

Я направляюсь к крокодилу-крупье, который вяло водит лопаточкой по столу рулетки. После напряжения последней четверти часа, когда бледное, испуганное существо играло против Иоахима Владека в рулетку судьбы, всех охватила апатия. Души посетителей подземного казино привыкли к искусственному возбуждению, вызываемому игрой, преступлениями или страданиями других. Истощенные и истрепанные сильными эмоциями, их нервы теперь нуждались в отдыхе.