Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если ты говоришь правду, то это не дар, а проклятие, – напряженно проговорил Накер. – Почему я не могу восстановить хотя бы малую толику этих знаний, когда достаточно хорошо соображаю, чтобы извлечь из них пользу?
– Понятия не имею. – Эхомба начал рыться в своем мешке. – Но судя по тому, каким мы видели тебя прошлой ночью, ты гораздо, гораздо лучше трезвый и невежественный, нежели пьяный и всезнающий. – Он ободряюще улыбнулся. – Поскольку ты наконец пришел в себя, мы позволим тебе провести нас через Бондрессей до Хругарского хребта. Нам нужна всякая помощь, которая ускорит наше путешествие.
– Гриеорг свидетель: что правда, то правда. – Симна запихивал оставшийся от завтрака хлеб к себе в мешок. – Чем скорее мы доберемся, тем быстрее у меня в руках окажется моя доля сокровища.
– Сокровища? – Маленький человек снова был озадачен. Эхомба закинул за плечи котомку и стал прилаживать лямки.
– Мой добрый друг Симна отважен и умен, однако склонен к несбыточным мечтаниям. Кроме того, что он считает меня каким-то кудесником, он убежден, будто я разыскиваю великое сокровище. По правде говоря, оно существует лишь в его воображении.
– Все правильно, – весело подтвердил Симна, огибая кровать и возясь со своим мешком. Проходя мимо Накера, он наклонился к нему и многозначительно зашептал: – Он сказал, что я умный, и это так. Достаточно умный, чтобы видеть сквозь завесу опровержений, которые он постоянно лепечет мне и всем, с кем мы встречаемся. Даже и не сомневайся, братец, – он волшебник, который охотится за сокровищем. И я намерен получить свою долю. – Симна толкнул маленького человека под выступающие ребра. – Кто знает? Если твои предсказания окажутся полезными и ты сумеешь убедить его взять тебя с нами, то, может, и сам войдешь в долю.
– Но я не могу делать никаких предсказаний, если я не мертвецки пьян, а когда я в таком состоянии, то не понимаю, что говорю, а уж тем более – что слышу. – Накер выпрямился в полный, хотя и не ахти какой рост. – К тому же я завязал! Лучше трезвый заурядный человек, чем провидец, провонявший перегаром.
– Мудрый выбор. – Эхомба был явно доволен. – Такое решение сделает твое общество столь же желанным, как и знание страны, лежащей перед нами. Лучше иметь знающего проводника, а не спрашивать каждого встречного, какая дорога безопаснее и какой путь легче.
– Я сделаю все, что смогу, – заверил его переродившийся Накер. Он неуверенно повернулся к черному коту. Остатки кости громко хрустнули в мощных челюстях Алиты. – Я даже сделаю все, что в моих силах, дабы помочь тебе, самый замечательный из всех хищников.
Томный Алита безразлично повернул голову и внимательно оглядел пошатывающегося человечка.
– Я, знаешь ли, тебя презираю.
– Я… я извиняюсь, могучий гривоносец. Чем я мог обидеть тебя?
– Ничем. – Кот вернулся к остаткам своей снеди. – Тех двоих я тоже презираю. Я презираю всех людей. Вы слабые, некрасивые и внутренне противоречивые. Кроме того, даже самые сильные из ваших самцов могут заниматься любовью всего по нескольку раз в день. – Он пренебрежительно фыркнул в усы. – В то время как лев во мне способен…
– Ага, ага, – перебил Симна, – хватит! Наслушались мы уже этой похвальбы. А ты умеешь обращаться с мечом или с удочкой?
Алита, высокомерно подняв брови, посмотрел на северянина. Он раздвинул толстые черные губы, обнажив блестящие клыки, и выпустил когти, длинные, как человеческий палец, из подушечек на огромной передней лапе. Встревожившись, робкий Накер отпрянул назад.
– Вот мои мечи, – прорычал Алита, – а это моя удочка.
– Прекратите! – Когда надо, Эхомба и сам мог как следует рычать. – Пора трогаться.
– Ага, – согласился северянин. – Давайте-ка уйдем отсюда, пока мой живот еще полон и я способен сдерживаться. – Он направился к двери.
Поднявшись из своего угла, Алита потрусил за ним, задев напуганного Накера и даже не взглянув в сторону маленького человека. Однако, проходя мимо Эхомбы, эбеновая туша мягко проворчала:
– В один прекрасный день мне придется убить этого несносного пустомелю. Я разорву его, как жирную молодую куду[15], и съем, начав с языка.
– Это ваше с Симной дело. – Эхомба был беспечно равнодушен. – Но не забывай о данном мне обещании: ты не сделаешь ничего подобного, пока я не закончу того, для чего отправился в это путешествие.
Огромная гривастая голова повернулась к пастуху. Она была так близко, что Эхомба чувствовал на своей коже дыхание кота. Оно остро пахло костью мертвого быка.
– Ты, человек, более везучий, чем даже можешь себе представить, ибо среди кошек кодекс чести сильнее, чем среди людей.
Эхомба слегка кивнул:
– Я завидую твоей силе воли не меньше, чем твоей выносливости.
Алита удовлетворенно проворчал:
– По крайней мере ты, Этиоль Эхомба, признаешь то, что сильнее тебя, и уважаешь то, чего сам не можешь достичь.
– О, я не это имел в виду. Говоря о выносливости, я подразумевал твою решимость оставаться со мной. – Сказав это, он вслед за Симной вышел в открытую дверь.
Алита помедлил, глубоко задумавшись над словами пастуха. Маленький человек, стоявший сзади, с любопытством смотрел на левгепа. Он видел много всякого, но никогда раньше не встречал погруженных в размышления котов. Хищник издал несколько коротких отрывистых завываний, которые Накер, если бы не знал, что такое невозможно, вполне мог принять за смех.
Четверо чужеземцев остановились и смотрели, как обыскивают дом. Несколько солдат оторвались от дел, чтобы доложить о присутствии большого черного плотоядного животного в группе наблюдающих, но поскольку ни хищник, ни его предполагаемые хозяева не выказали никаких попыток вмешательства, проктор Кавин Бисграз приказал своим людям вернуться к работе.
Престранная группа, решил он, изучая путников со спины Руна, любимого коня. Трое мужчин совершенно разного роста, сложения и цвета кожи путешествовали в компании самого большого и необычного кота из когда-либо им виденных. От нечего делать Бисграз подумал, не стоит ли подвергнуть их допросу, чтобы, возможно, взыскать штраф за прохождение через Бондрессей без допуска. Никакого допуска и не требовалось, однако они, вполне вероятно, об этом не знали и заплатили бы, дабы избежать осложнений.
С другой стороны, наиболее состоятельный из путников выглядел совершенно нищим, и изъятие тех нескольких монет, что могли у них оказаться, вероятно, не стоило усилий. Более того, если огромный хищник, сопровождающий их, вдруг окажется слишком нервным, во время ареста можно потерять одного или двух человек без всякой надежды на компенсацию.
Нет, пусть уж лучше эти нечесаные бродяги продолжают свои путь и поскорее убираются из Бондрессея. Они идут на северо-запад. Если не свернут с дороги, то через несколько дней пересекут границу, и скатертью дорога! Само присутствие на улицах столь необычных праздношатающихся субъектов было бы оскорбительно для эстетики королевства.