— Не знаю. По-видимому, он заблудился в болоте, но полная луна и наш костер помогут ему выбраться оттуда, — солгал я, боясь посмотреть ей в глаза, словно она могла по ним узнать правду.

— Вы думаете, он жив и свет нашего костра ему поможет? — переспросила она, видно, моя ложь на нее подействовала успокоительно.

— Безусловно! — твердо сказал я, продолжая избегать ее взгляда.

В эту ночь мы спали, как во время путешествия в Чернобыль, — тесно прижавшись друг к другу.

Утром нас разбудил грозный окрик:

— Кто такие?! Как сюда попали?! — и на меня уставилось дуло охотничьей берданки, которую держал плотный бородатый мужик.

Вроде и одет он был, как все мужики одеваются, и говор у него был местный, разве что лицо было какое-то странное, бледно-желтое, словно он все время проводил вдали от дневного света, и я сразу почувствовал в нем что-то чуждое и страшное. Под конвоем этого мужика мы отправились вглубь острова.

Об этом острове, расположенном в середине болот, рассказывал Арон, вот только ему не было известно, что здесь кто-то живет. Мы прошли мимо хорошо различаемого старинного земляного вала, поросшего сосной, за ним оказались пара десятков деревянных избушек, в которых проживали «божьи люди» — так они себя называли.

Мой полуправдивый рассказ о том, что мы, спасаясь на болоте от бандитов, заблудились и случайно вышли на остров, мужичок, назвавшийся Григорием, принял на веру. Молчаливая женщина в белом платке, с постоянно потупленным взором, дала нам поесть постного борща и предложила попариться в бане. Блуждания по болоту привели к тому, что Ревекка заболела, у нее начался жар, ее бил озноб, так что баня была очень кстати, и я, преодолев сопротивление девушки, завел ее в парилку и заставил полностью раздеться. Предполагаю, из-за высокой температуры она не вполне четко воспринимала реальность, и мои сны исполнились — я увидел ее обнаженное девичье тело. Она стыдливо прикрывалась руками, пока я не уложил ее на лавку и стал со знанием дела орудовать березовыми вениками. После бани она переоделась в принесенное женщиной одеяние — длинную, плотную полотняную рубаху, и подпоясалась широким матерчатым поясом. Напившись горячего травяного отвара, она тут же, за столом, заснула. Я перенес ее на руках на длинную печную лежанку. Печь протопили, несмотря на довольно теплую погоду, — хозяева постарались, видя ее болезненное состояние. Уложил ее на тулуп и прилег рядом, оберегая. Я не знал, что нас ждет, но в тот момент был безмерно счастлив. Обняв девушку, я тут же провалился в тяжелый сон без сновидений.

Я проснулся среди ночи, словно меня что-то толкнуло. Внизу, на столе, тускло горела керосиновая лампа, прикрытая зеленым абажуром. За столом молча сидели трое крупных, бородатых мужиков в косоворотках, все — почти полное подобие нашего хозяина Григория, но его среди них не было. Цвет их лиц в свете лампы был ужасный — словно ночью ожили мертвецы. Волосы их, смазанные жиром, блестели. Рядом стояли две женщины в белых платках и темных одеждах. В одной я узнал хозяйку дома, в котором мы находились, она стояла прямо, словно статуя, устремив взор в пол.

— Проснулся? — произнес, не глядя в мою сторону, один из мужиков — костистый, крупный, с хищным кривым носом и рыжей, сужающейся книзу бородой. — Слазь к нам, гутарить будем.

Беседа посреди ночи не предвещала ничего хорошего, но делать было нечего — я слез с лежанки и, подойдя к столу, уселся на свободное место на скамье. Эта троица не внушала мне доверия, и я сожалел, что не имею при себе оружия, — пропажу шашки заметил сразу, вернувшись из бани, но не придал этому значения.

— Наверху жонка твоя? — спросил тот же мужик, уставившись на меня, и я похолодел — такой неприятный был у него взгляд, пронизывающий и в то же время без выражения, пустой; зрачки у него были совсем маленькие, чуть крупнее точек, таких я никогда не видел. Мелькнула мысль: «Может, он незрячий?»

— Нет, это моя родственница… Дальняя.

Я пытался понять, к чему завели разговор о Ревекке. Или они замыслили плохое в отношении нее?

— Эт хорошо! — глубокомысленно заметил мужик. — Жена — от дьявола. Первый человек Адам согрешил, ублажая плоть, взяв в жены Еву, и этот великий грех неразумные люди до сих пор наследуют. Жена должна быть духовная, а не плотская, и жить с ней надо, аки с сестрой. — И тут же, без перехода: — Евлампий, помоги ей. — И, уже мне, напрягшемуся, как перед боем: — Ты ведь мне солгал, не родственница она тебе! Мысли греховные имеешь в отношении нее.

Мужик, которого он назвал Евлампием, встал на лавку и стал водить руками над спящей Ревеккой, не прикасаясь к ней.

— Не украдет он твою голубку, не волнуйся, сделает ей добро — вылечит. Особый дар у него в руках имеется. А мы, божьи люди, добро людям делаем, если у них сердце открыто.

Говорил он вкрадчиво, и что-то мне в их добро не верилось, но все обошлось: Евлампий, поводив руками, спустился с лавки, и они всей компанией покинули дом, оставив меня в неведении об их намерениях в отношении нас.

На следующий день Ревекке стало лучше, но с лежанки она не спускалась, была слабая, молчаливая, лишь несколько слов проронила и заплакала. Я понял: она переживает события прошедшего дня — гибель родителей, насилие бандитов и переход по болоту. Наверное, и Арона вспоминает, но ей уже должно быть понятно, что не увидит его больше живым.

Я попытался разговорить хозяйку, которая утром приготовила пшеничную кашу, заварила траву, а когда поинтересовался ее именем, назвалась Дариной. Теперь я ее лучше разглядел. Это была молодая женщина, не более тридцати лет, она могла бы быть довольно миловидной, если бы не странная бледность лица, из-за которой оно чуть ли не сливалось с белым платком. Из-за этого и черного, напоминающего траурное, глухого платья ночью мне показалось, что она гораздо старше.

— Вкусный чаек, хозяйка, — сказал я, через силу глотая горьковато-кисловатый напиток из глиняной кружки. «Эх, сахарку бы!» — размечтался я.

— Господи, пронеси! — Женщина испуганно перекрестилась. — Не чай это, а отвар из ягод и трав разных! Не употребляем мы чаев, кофеев, табака, вина, лука, чеснока, мяса свиньи — все это от Сатаны, врага рода человеческого! Мы — божьи люди, и живем по заветам отца нашего, бога всемогущего Саваофа, предводителя воинства ангельского.

«Странные они какие-то, даже похлеще староверов, на которых насмотрелся в Чернобыле».

— Люди ночью приходили — кто они? — поинтересовался я.

— Сын бога нашего, Христос, удостоил тебя посещением с двумя своими апостолами, — умиляясь случившемуся, пояснила женщина.

«Они не странные, они сумасшедшие, — встревожился я. — Ревекке потребуется несколько дней, чтобы окончательно поправиться, и тогда надо будет сразу отсюда выбираться, идти на Киев».

— Царство Зверя грядет! Уже красная смерть ходит по земле, и только огнем духовным можно остановить Зверя сего — воинством ангельским на небе и воинством Христовым на земле! — У женщины закатились глаза, и мне показалось, что она вот-вот упадет в обморок, но обошлось.