Допрашивали его в гараже дома Иволги. Баландин и Божко опознали его как сторожа. Селезнев присутствовал при этом и молчал.

Воронин сидел на стуле без рубашки, и татуировки на его теле, переливаясь в электрическом свете, походили на змеиную кожу. Потом вызвали жену и дочь. Первой в гараж запустили Светку, и она сообщила Гурову, что в представленном ей мужчине опознала постоянного посетителя ее ресторана, уважаемого бизнесмена.

Тогда Воронин не выдержал. Ему, конечно, было глубоко плевать на то, что сказала эта дура. Он посмотрел на Светку, потом на ментов и произнес с усмешкой:

– Это ничего не значит. Вы обязаны проводить процесс опознания в присутствии понятых и показывать не меня одного, а нескольких человек… Не сомневаюсь, что эта шлюшка опознает любого, кого вы ей ночью покажете. И положено снимать весь процесс на видео…

– Перебьешься, – ответил Гуров.

И зевнул.

Следующей запустили Нину, дверь приоткрылась – и в гараж вместе с бывшей женой заглянул дрожащий августовский рассвет.

Нина смотрела на разноцветные татуировки и не узнавала. Так прошла минута или две. Она не поняла, зачем ей показывают этого человека с перебинтованным плечом и рукой.

– Я в первый раз вижу эту бабу! – не выдержал Воронин.

И тогда лицо бывшей жены дрогнуло. Нина узнала голос.

– Леша? – прошептала она и закрыла ладонью рот.

Воронин отвернулся. Нина шагнула к нему.

– Ты жив? А я-то… Где ты был столько времени?

– Уберите эту дуру, – поморщился Воронин.

Нина посмотрела на Селезнева.

– Ну хоть ты скажи: ведь это Леша? Зачем вы его здесь держите? Что он сделал такого?

– Он убил Полю, убил Колю Стрижака, убил Олесю Руденскую, застрелил Капустина, хотел убить Настю…

Бывшая жена затрясла головой.

– Леша, скажи им, что это все неправда! Скажи…

И заплакала.

Воронин отстранился от нее.

– Да пошла ты!

Валя Стрижак узнала его сразу, без всякого колебания, и на лице ее не было удивления или жалости. Зашла, взглянула, опознала, подписала протокол и поспешила выйти из гаража, чтобы успокоить рыдающую подругу.

Через день съемки закончились. То есть закончились они накануне – последний съемочный день и, как определено традициями, банкет. Банкет, правда, получился не очень веселый, потому что все невольно вспоминали Олесю Руденскую и то, что произошло с Максом. И многие сидели за столом лишь потому, что обычай такой. Через час-другой кое-кто стал выбираться из-за стола, чтобы уехать в город. Закончилось все задолго до полуночи. Удивительно, что на столе оставались еще не откупоренные бутылки вина и более крепких напитков.

Жора Баландин, посмотрев на это не радующее глаз изобилие, вздохнул:

– Ну, все, провалится сериал с треском!

Но сам-то он остался сидеть до упора: вместе с режиссером Бурцевым, оператором, осветителем, двумя водителями и Максимом Божко, рядом с которым находилась исполнительница одной из эпизодических ролей, начинающая актриса Светлана Воронина. Божко, кстати, почти не пил. А Светлана и вовсе не прикоснулась к алкоголю.

Ночевать Максим остался в воронинском доме, заваленном коробками с реквизитом и прочим хламом. А Светлана вернулась в дом Стрижак.

Утром она проснулась, начала приводить себя в порядок и решила позвонить возлюбленному, но он пришел сам. Пришел, чтобы проститься. Стоял, мялся на крыльце. Первой его заметила Валентина Николаевна и пригласила в дом. Но Макс отказался и попросил позвать Свету. Так и стоял, ожидая, когда его девушка выйдет, как школьник, который решил пригласить одноклассницу в кино, не имея уверенности в том, что она согласится.

Светлана вышла из дома и схватила Божко за руку.

– Пойдем в дом, ты как раз к завтраку.

Максим покачал головой и тихо произнес:

– Я попрощаться пришел. Съезжу в Москву. Сейчас все равно монтаж будет, а потом вернусь на озвучание.

– Так, может, вместе в Москву рванем? – предложила Воронина, продолжая улыбаться.

Божко молча потряс головой.

– Что-то еще случилось? – спросила Светка.

И улыбка на ее лице постепенно начала таять.

– Мне кажется, нам лучше расстаться, – тихо и печально произнес Макс. – Прости, дело не в тебе… Ты хорошая, красивая, заботливая. Я за тобой как за каменной стеной. Но ведь тебе другой муж нужен. Такой, чтобы ты сама за ним как за стеной. А мне не дано, видать.

– Я тебя люблю таким, какой ты есть! – попыталась возразить Света.

Но Божко махнул рукой.

– Это тебе только так кажется. То есть это тебе сейчас так кажется, а через месяц или два… пусть через год ты сама поймешь, какой я на самом деле. Убогий и слабый. Потом, вдруг я тебе изменять буду?..

– А зачем мне изменять? – удивилась Воронина. – Ты хочешь спать с другими?

– Нет, не хочу, но вдруг, чисто теоретически. Вдруг ты узнаешь, что я тебе изменил. Как тебе будет такое известие?

– Я тебя сразу убью, – попыталась отшутиться Светка.

– Ну вот, – вздохнул Максим и посмотрел в сторону, – я лучше один… Хочу к Яне заехать – она в больнице. Нас заочно как раз вчера развели, но бросить ее одну именно сейчас…

– Ты ее до сих пор любишь?

Божко покачал головой.

– Нет. Но просто сейчас было бы очень некрасиво вот так бросить ее, когда она в беде… На самом деле ты мне нравишься, но надо разобраться, насколько серьезно мое чувство. А вдруг это просто увлечение и, если оно затянется, я сделаю тебя несчастной?

– Пусть, но если ты будешь рядом, то я буду счастлива до конца своих дней.

Божко посмотрел ей в глаза и отвернулся. Опустился на одну ступеньку.

– Прости, но мне надо ехать. Машина с аппаратурой и реквизитом уже ушла. А люди, которые остались, поедут в автобусе. Я с ними… Они, кстати, меня уже ждут.

– Я могла бы тебя довезти, – сделала последнюю попытку Светлана.

Макс покачал головой и опустился еще на одну ступеньку.

– Я поеду со всеми. Ты пойми, я прощаюсь, но не навсегда; в любом случае мы друзья, и у меня останутся о тебе только самые лучшие воспоминания… Я тебе позвоню… Прости.

Он спустился с крыльца, ступил на дорожку. Сделал пару шагов и замер, словно раздумывая. Потом повернулся. Светка уже готова была броситься к нему, но Божко снял со своей шеи массивную золотую цепь и вернулся к крыльцу.

– Чуть не забыл. Возьми обратно.

Светлана подставила ладошку, взяла свой подарок.