Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эд Уонтонер — враль, плут и на руку нечист. По слухам, ухитрился сколотить капиталец, и жена у него одной ногой в могиле, но Эд никому не доверяет. Даже пса своего держит на цепи — из недоверия, чтобы не убежал.
Пол Стрэйт — главарь местных республиканцев. Жену его зовут Баттерфляй, и это не прозвище. Баттерфляй, так она и наречена при крещении. Пол тогда в силе, когда в штате Нью-Йорк губернатор — республиканец. Он владелец городской свалки и берет за вывозку мусора по двадцать пять центов с бака. Говорят, когда на свалке развелось столько крыс, что это грозило бедствием городу, Пол выдавал желающим платные разрешения на отстрел, а также предоставлял напрокат карманные фонари и винтовки с патронами. Он до того похож на нынешнего президента, что многие называли его Айком. Но Дэнни Тейлор как-то под пьяную руку окрестил его Непрекрасным Полом, так оно и пошло. Теперь за глаза его и не зовут иначе.
Марулло — что-то он совсем плох последнее время. В лице ни кровинки. А глаза — как у человека, получившего крупнокалиберную пулю в живот. Прошел мимо собственной лавки и не оглянулся. Марджи круто свернула и вошла в лавку, пружиня подбористым задом.
Итен разговаривал с каким-то моложавым брюнетом в модных брюках и шляпе с узкими полями. Лет под сорок, подтянутый, крепкий, деловито сосредоточенный. Он стоял, далеко перегнувшись через прилавок, словно хотел посмотреть, нет ли у Итена налетов в горле.
Марджи сказала:
— Привет! Я вижу, вы заняты. Зайду попозже.
Если женщине некуда девать время, проще всего зайти в банк: там всегда найдутся дела, пустые, но вполне оправданные. Марджи перешла на другую сторону и вступила под своды из мрамора и нержавеющей стали.
Джой Морфи, увидя ее, засиял во всю решетку кассового окошка. Сплошная улыбка, сплошное добродушие, сколько угодно развлечений и никаких матримониальных перспектив. Марджи правильно считала его прирожденным холостяком, который умрет, но своей природе не изменит. Двуспальная могила не для Джоя.
— Скажите, сэр, есть у вас парные, свежие деньги?
— Прошу прощенья, мэм, сейчас взглянем. Вроде бы где-то были. Сколько прикажете отпустить?
— Шесть унций, если можно. — Она достала чековую книжку из белой лайковой сумочки и выписала чек на двадцать долларов.
Джой рассмеялся. Марджи ему нравилась. Время от времени, не слишком часто, он приглашал ее пообедать, а потом спал с ней. Но он ценил в ней и собеседницу, понимающую шутку.
Он сказал:
— Миссис Янг-Хант, вы мне напомнили одного знакомого, который в Мексике был сподвижником Панчо Вильи.[25]Знаете такого?
— Понятия не имею.
— Ну, неважно. Он мне рассказывал такой анекдот. Когда Панчо попал на север, он завел станок и печатал сам деньги, бумажки по двадцать песо. Напечатал такую тьму, что его люди их считать перестали. Тем более что в счете были не слишком сильны. Брали их на вес.
Марджи сказала:
— Джой, вы никак не можете без личных воспоминаний.
— Что вы, миссис Янг-Хант, побойтесь Бога. Я тогда еще под стол пешком ходил. Это просто анекдот. Так вот является раз к нему аппетитная такая дамочка, хоть из краснокожих, но аппетитная, является и говорит: «Мой генерал, вы казнили моего мужа и оставили меня вдовой с пятью детьми, разве ж так делают народную революцию?» Панчо ей подвел баланс, вот как я сейчас.
— У вас нет закладных, Джой.
— Знаю. Но ведь это анекдот. Панчо, значит, говорит адъютанту: «Отвесить ей пять кило денег!» Вышла целая кипа бумаги. Перевязали ей эту кипу проволокой, и дамочка потащила ее домой. Вдруг подходит к Панчо лейтенант, руку под козырек и докладывает: «Мой генерал („ми грал“ по-ихнему), а ведь мы ее мужа не расстреляли. Он был пьян. Мы его пока посадили в каталажку». А Панчо все глядел дамочке вслед. Услышал он это и говорит: «Сейчас же ставьте его к стенке. Нельзя обманывать бедную вдову».
— Джой, вы невозможный человек.
— А между прочим, анекдот основан на истинном происшествии. Я в это верю. — Он повертел в руках ее чек. — Вам какими купюрами — по двадцать, по пятьдесят, по сто?
— Четвертаками, если можно.
Им было весело друг с другом.
Из-за двери с матовым стеклом выглянул мистер Бейкер.
Тут тоже таилась возможность. В свое время мистер Бейкер делал ей авансы в виде невинных по форме, но многозначительных по содержанию любезностей. А мистер Бейкер — это мистер Доллар. Он, правда, был женат, но Марджи хорошо знала Бейкеров этого грешного мира. Если им чего-нибудь хочется, за моральным оправданием дело не станет. Очень хорошо, что она его тогда отшила. Таким образом, он еще не скинут со счетов.
Она спрятала в сумочку четыре пятидолларовые бумажки, полученные от Джоя, и уже двинулась было навстречу седовласому банкиру, но в это время давешний собеседник Итена вошел в банк, не спеша прошел мимо нее, предъявил карточку и был приглашен в кабинет министра Бейкера. Дверь за ним затворилась.
— Ну, прощайте, — сказала Марджи.
— Грустно слышать такие слова, тем более из самых прелестных уст в Уэссексе, — ответил Джой. — А может быть, встретимся сегодня вечером? Пообедаем, потанцуем и так далее?
— Сегодня я занята, — возразила она. — Что это за тип?
— Первый раз его вижу. Похож на банковского ревизора. Когда я смотрю на такую физиономию, я всегда думаю: хорошо, что я честный человек, и еще лучше — что я усвоил четыре правила арифметики.
— Знаете, Джой, от такого мужа, как вы, даже ангел сбежал бы.
— На том стоим, сударыня.
— Ну, пока.
Она вышла, вернулась к лавке Марулло и заглянула в дверь.
— Привет, Итен.
— Здравствуйте, Марджи.
— Кто был этот прекрасный незнакомец?
— А где же ваш магический кристалл?
— Тайный агент?
— Хуже. Интересно, почему все так боятся полиции? Даже если за тобой никакой вины нет, все равно, увидишь полицейского, и сразу тебе делается неуютно.
— А что, разве этот кучерявый херувимчик шпик?
— Не совсем, но около того. Из Федерального бюро, говорит.
— Что вы натворили, Итен?
— Натворил? Я? Почему «натворил»?
— А что ему нужно?
— Я знаю только, о чем он меня спрашивал, а что ему нужно, я не знаю.
— А о чем он спрашивал?
— Давно ли я знаю Марулло. Кто здесь еще его знает. С какого времени он живет в Нью-Бэйтауне.
— Что же вы отвечали?
— Когда я уходил на фронт, его здесь не было. Когда я вернулся, я его встретил здесь. Когда я обанкротился, он стал хозяином лавки и взял меня к себе на службу.