— Ого! У тебя даже есть Абсолютная Правда! А Ложь?

— Нет такого понятия, как Абсолютная Ложь, есть Абсолютный Слух.

— А он о чем? Или о ком?

— Э-э… лучше тебе этого не знать.

— Ой! — вздрогнул Шамбамбукли, заметив следующий экспонат. — А это кто? Или что?

— Идеальный мужчина. Чучело. — Мазукта виновато развел руками. — В живом виде, к сожалению, не встречаются.

— А рядом кто? «И-де-аль-на-я те-ща…» — прочел Шамбамбукли. — Тоже чучело?

— Нет. Именно такая и должна быть идеальная теща.

— Ясно. А в той бутылочке что? Мне не видно.

— Абсолютное Зло.

— Правда? Можно посмотреть?

— Да пожалуйста!

Шамбамбукли осторожно откупорил бутылочку, понюхал, потряс, посмотрел на свет.

— Странно. Ничего не чувствую.

— А что ты хотел почувствовать?

— Ну, не знаю. Я думал, Зло — оно темное, зловещее и пахнет серой. А тут…

— Это же Абсолютное Зло! Квинтэссенция зла, без примесей! Оно не имеет ни цвета, ни вкуса, ни запаха. Это же идеальное понятие, оно присутствует во всем и исподволь отравляет все сущее. А настоящая хорошая отрава должна быть неприметной.

— Но здесь написано «Абсолютное Добро»! — заметил Шамбамбукли, прочитав этикетку.

— Где, покажи! А-а… ну все правильно. Зло всегда маскируется под что-нибудь другое. А уж идеальное Зло просто обязано прикинуться Добром! Так, что и не отличишь.

— А Абсолютное Добро у тебя тоже есть?

— Да, этого добра у меня хватает. В соседней бутылочке.

Шамбамбукли взял вторую бутылочку, потряс, понюхал и посмотрел на свет. Сравнил с первой.

— Я действительно не замечаю разницы, — признался он.

— А ее и нет, если по большому счету. Ну что, пойдем дальше? У меня еще куча Идеальных Величин есть.

— Мазукта?.. — тихо позвал Шамбамбукли.

— Что?

— Я запутался, в какой бутылке что, — убитым голосом признался Шамбамбукли. — Куда их теперь ставить?

— Да куда хочешь! — отмахнулся Мазукта. — Я же говорил, никакой разницы.

образ и подобие

— А вдвоем работать веселее! — заметил демиург Шамбамбукли, оглядев плоды совместного труда. — Смотри, как быстро управились! И недели не прошло.

— Без меня бы ты еще десять миллионов лет провозился, — довольно хмыкнул демиург Мазукта. — Все потому, что слишком много внимания уделяешь мелочам. А я работаю целыми концепциями. Не «да будет капля, еще капля, и еще капля, и еще…», а сразу «да будет дождь!».

— Да, я понял. Это ты ловко придумал.

— Это придумал не я, — отмахнулся Мазукта. — Книжки надо читать!

— Ага, — кивнул Шамбамбукли, — почитаю как-нибудь. А что нам теперь надо делать?

— А теперь, — потер руки Мазукта, — давай сотворим человека по своему образу и подобию.

— Давай! — охотно согласился Шамбамбукли и взял в руки ком глины. — По-твоему или по-моему?

— По-нашему.

— То есть как? — опешил Шамбамбукли. — Мы же разные!

— Правильно. Но что-то общее у нас есть?

— Да, конечно…

— Вот и сделаем человека похожим сразу на нас обоих.

— Э-э…

— Концепция, Шамбамбукли, концепция! Мелкие отклонения не важны, берем только самую суть.

— Созидательное начало? — предположил Шамбамбукли.

— Смеешься, что ли? При чем тут оно? Две руки, две ноги, одна голова. Остальное — как получится.

— Но это же чисто внешние признаки!

— Ну! А мы с тобой о каких толкуем?

— Мазукта, — неловко произнес Шамбамбукли. — Я, конечно, понимаю, что ты умный и во многом опытнее меня. Но ты же сам знаешь, что на самом деле у нас с тобой нет никаких рук и ног.

— А почему же я их вижу? — ехидно переспросил Мазукта.

— Потому что… ну, это аллегория. А сами мы представляем Идею в чистом виде…

— Это после шести дней работы — и чистый вид? — захохотал Мазукта и ткнул пальцем в жирное пятно на рубашке Шамбамбукли. — Ты себя в зеркале давно видел?

— Это пятно тоже имеет аллегорическое значение, — пояснил Шамбамбукли. — Оно — символ. Так же, как рука или нога. А на самом деле…

— Символ чего? — перебил Мазукта.

— Ну, чего-нибудь. Например, тяжкого труда.

— Это пятно от яичницы, которую мы ели утром. Объясни, как яичница может символизировать тяжкий труд?

— Ну-у…

— Ладно, оставь.

Мазукта присел на камень, взял в руку веточку и стал рисовать на песке.

— Взгляни. Это что?

— Собачка, — уверенно заявил Шамбамбукли.

— М-м… Нет, вообще-то, лошадь. Ну не умею я их рисовать! Ладно, пусть будет собачка. А это?

— Тоже собачка?

— Правильно. А это?

— Собачка?..

— Угадал. А это?

— Еще одна?

— Да. Заметь, что они все разные. Но ты их безошибочно отнес к одному виду. Почему?

— Ну-у… может, потому что они все похожи на собачек?

— Вот! — Мазукта поднял палец. — Это то, что я называю концепцией. Собаки могут быть разными, но все они устроены по одному и тому же принципу. Усек?

— Нет.

— Гр-р-р! Ладно, попробуем иначе. Ну-ка, дай сюда свою глину.

Взяв в руки ком глины, Мазукта прищурился, оценивая наметанным глазом фигуру Шамбамбукли, а потом в несколько уверенных движений вылепил смешного нескладного человечка.

— Узнаешь?

— Ну, знаешь ли! — задохнулся от возмущения Шамбамбукли. — И вовсе даже не похоже!

— На кого не похоже? — хихикнул Мазукта.

— На меня! У меня совсем не такой нос, и глаза…

Шамбамбукли осекся. Мазукта захохотал.

— Понял теперь? Это и есть «образ и подобие» — нечто, отражающее самую суть объекта, где-то утрированно, где-то однобоко, где-то одним небрежным мазком, сильно упрощенное, но всегда сразу и бесспорно узнаваемое — и называется оно ка-ри-ка-ту-ра.

— Но почему обязательно такая ядовитая? Ты мог бы, по крайней мере, создать дружеский шарж!

— Ну извини, не думал, что тебя это так заденет. По-моему, тут нет ничего обидного…

— Нет, есть! Ты нарочно!