Ветром колыхнуло занавески. Ирен потянулась и зевнула.

— Когда-то мне хотелось одного — наказать Дэниэла Роббина, причинить ему такую же боль, какую он причинил мне. Но в один прекрасный день я проснулась и поняла, какую бездонную яму одиночества я для себя вырыла.

Джефф сложил ладони и поднес их к губам:

— Ну, это мне понятно.

Они с Ирен посмотрели друг другу в глаза. Затем Джефф поднялся с места.

— Хочу кое-что вам показать, — произнес он.

— Что именно?

— Пойдемте со мной, и увидите сами.

— Я жутко устала.

— Нет, вам действительно стоит на это взглянуть.

Ирен тяжело вздохнула, однако заставила себя встать с кресла и вышла за Джеффом на улицу. Шурша опавшими листьями, они вместе подошли к клену. Здесь Джефф опустился на колени и принялся разгребать траву и мусор.

— Вот, взгляните, — произнес он и указал пальцем.

Ирен наклонилась. Примерно в двух футах от основания на стволе было вырезано сердце, а в нем потемневшие от времени, но все еще различимые буквы, которые складывались в надпись «Джефф и Блисс навсегда».

Ирен опустилась на колени и провела ладонью по нацарапанной на коре клена надписи.

— Вы знаете, когда я это вырезал?

Ирен покачала головой.

— Когда вы жили в Орегоне. Когда вы туда переехали, я от тоски не находил себе места. Я думал, что умру. Но даже это не шло ни в какое сравнение с тем, как тяжко мне было, когда Блисс уехала учиться в колледже.

Ирен села на землю и провела пальцами по сухим листьям.

— Я ненавидел вас, миссис Стенли. Долгие годы я проклинал вас за то, что вы выставили ее за дверь. Честное слово, я каждый день проклинал вас. Я спал и видел, что сделаю с вами. Это были такие гнусные вещи, о которых я даже не хочу говорить. Все мои мечты были связаны с вашей семьей, даже когда я был еще ребенком. Я делал все для того, чтобы стать ее частью. Я даже купил для Блисс обручальное кольцо, попытался приучить себя пить шампанское. Но Блисс обитала совершенно в ином мире. А все из-за вас, потому что это вы отправили ее туда. Однако вскоре я понял: я ненавижу не только вас, но и весь мир.

Ирен кивнула:

— Что ж, у тебя были основания меня ненавидеть. Правда состоит в том, что, когда я выбирала колледж, я думала не только про Блисс.

— Она сказала мне то же самое.

Ирен повернула голову и пристально посмотрела на своего собеседника.

— Не знал даже, что и думать. Мне хотелось лишь одного — чтобы она никуда не уезжала. Но поступи вы иначе, она бы все равно нашла способ уехать. Думается, я уже тогда это знал.

Ирен обхватила колени. Взгляд ее был прикован к обугленному стволу клена.

А теперь? У тебя есть Хуанита, есть свои дети. По-моему, все сложилось очень даже неплохо.

— Верно. Лучшего невозможно даже желать. Я обрел свою жизнь по ту сторону того, что потерял, причем такую, о какой даже не мог мечтать. И я ни на что ее не променял бы.

Ирен поежилась. Джефф как будто озвучил ее собственные мысли, подтвердил то, о чем она давно догадывалась, — надо учиться жить и радоваться жизни, имея то, что имеешь. Прекрасный, достойный принцип. Она вздохнула.

— Голубое, как яйцо малиновки.

— Что вы сказали?

— Небо. Таким оно бывает только осенью. Я всякий раз смотрю на него и не налюбуюсь.

Оба подняли глаза к лазурному куполу, распростершемуся над их головами. Да что там! Над всем миром, объемля хорошее и плохое, светлое и темное, солнце и грозовые тучи.

Национальный заповедник «Шони» простирается от нависших над Миссисипи утесов на восток до реки Огайо, откуда тянется на юг, где Иллинойс сужается острым клином. Внутри этого треугольника разбросаны фермы, озера, болота, участки прерии. Здесь полным-полно клещей и змей, здесь водятся москиты размером с монету. А местные горы умеют хранить свои секреты.

Нэт съехал с шоссе на узкую дорогу. Ветви деревьев образовали над ней нечто вроде арки из желтой и багряной листвы. Нэт катил вниз по склону горы, то и дело закладывая повороты. У Оленьего ручья, там, где поток пересекал пыльный асфальт, он слегка сбросил скорость. Переехав мелкую речушку, он свернул налево, на гравийную дорогу, а с нее еще раз налево на узкий проселок. Проехав примерно с милю, он остановился у прогалины, на которой валялись пивные банки, окурки и отстрелянные гильзы. Нэт заглушил мотор, стукнул кулаком руль и выругался.

Пистолет, наручники, дубинка, рация — все это было при нем, когда он двинулся по тропинке. Спустя пять минут он тяжело опустился на плоский камень рядом с зеленой поверхностью озера. Снял шляпу, вытер платком лоб и закурил.

«Черт бы ее побрал!» — подумал он. Он сделал глубокую затяжку и не торопился выпускать дым, как тот дракон, что держит в себе пламя. Затем выпустил его через ноздри. Раз, другой. Посмотрел на сигарету в руке, бросил ее на траву и раздавил каблуком.

Кэрол посоветовала ему оставить Ирен в покое и не заводить разговор о казни.

— Ей этого не вынести, — сказала ему Кэрол на следующий день после бури. И он почти с ней согласился.

Почти.

Нэт поднял с земли палку и машинально принялся обдирать с нее кору.

И вот теперь оказывается, что все, что он знал про свою жену, неправда.

— Она пыталась наложить на себя руки, — заявила ему Кэрол всего каких-то полчаса назад.

Поговорить с ней ему предложил пастор Уайт. Сказал, что Кэрол наверняка скажет ему что-то такое, чего он сам не знает. Но услышать то, что он услышал, — этого Нэт никак не ожидал. Оказывается, Ирен пыталась лишить себя жизни, а затем, когда не смогла, решила искать утешения у Роббина. Роббина! Это же надо! Ну кто бы мог подумать! Они несколько лет переписывались. Кэрол сказала, что видела эти письма. Коробку из-под обуви, набитую конвертами.

— Черт! — Нэт сломал палку пополам и посмотрел на воду, на солнце, на деревья, прислушался к пению одинокой птицы. Мир вокруг ничуть не изменился.

Она устала? Кажется, это были ее собственные слова. Устала от всего этого. Ни слова про попытку самоубийства, и вот теперь это.

Пастор Уайт посоветовал ему: «Забудь, с этим уже ничего не поделаешь».

— За прощение не наказывают, — сказал он. — Тут я ничем не могу помочь.

А как же ложь? Обман? Как она могла молчать, а тем временем делать свои дела за его спиной?

Нэт оттянул ворот рубашки, как будто задыхался. Затем еще раз, затем откашлялся, нагнулся вперед и издал звук, похожий на рыдание.

Письма.

Он понятия не имел, что именно его жена и Роббин могли сказать друг другу. Он понятия не имел, что ей известно, а что нет. Какие мысли она держит в голове, что вообще она замыслила, когда заявила сестре, что должна съездить повидаться с Роббином. Чего теперь ему ожидать? К чему готовиться?