У Херити во рту неожиданно пересохло.

– Возможные варианты обсуждались уже некоторое время, Джозеф, – сказал Кевин О'Доннел. – Полагают, что определенные силы вне нашей страны, найдя лекарство от этой чертовой чумы, могут сохранить это в секрете. Потом, узнав местонахождение Безумца, они дадут нам понюхать атомную бомбу, убивая всех птичек одним ударом, как Алекс нам любезно напомнил.

Херити мог только моргать при мысли о проблеме, которую они взвалили на него.

– Кого там мы подозреваем? – спросил Херити. – Будут это янки или русские, если смогут?

Доэни помотал головой. «Не все ли равно муравью, чья нога его раздавит?»

Когда все туристы днем уходили, мы, бывало, мочились на Бларнейский камень. У нас появлялось странное чувство превосходства, когда мы видели, как туристы целуют то самое место, в которое стекала наша собственная моча, такая прекрасная и желтая.

Стивен Броудер

Это была картина из доисторических времен: озеро, совершенно нетронутое ветром, черное и плоское под покровом утреннего тумана, который парил примерно в метре над его поверхностью. Зеленеющая гора, самая вершина которой была позолочена лучами солнца, была связующим фоном для озера и пелены тумана.

Джон съежился, прислушиваясь, среди кучки шотландских сосен у западного берега. Он слышал доносящийся откуда-то из тумана слабый плеск, ритмичный и зловещий. Дрожа от холода, он потер рукава грубого желтого свитера. Шесть недель он не видел ни одного человека, хотя ему казалось, что он ощущает, как люди наблюдают за ним из каждой тени, издали, а ночью подбираются ближе, чтобы убить его.

Что означал этот ритмичный всплеск?

Он провел три недели в небольшой хижине, сложенной из хорошо пригнанных камней, раздумывая в нерешительности, пока не вышел весь хранившийся здесь запас еды. Хижина гнездилась в долине к западу от озера, никакого другого жилья поблизости не было видно. На двери была приколочена доска с обращением:

«Это помещение, которое когда-то видело жизнь и любовь, покинуто. В кладовой есть еда, постельное белье на постели, скатерть в шкафу, а посуда в кухне. Я оставил все чистым и аккуратным. Пожалуйста, сделайте точно так же. Может быть, когда-нибудь здесь снова будет любовь».

Подписи не было.

Джон нашел хижину в конце узкой, заросшей травой тропинки. Ее крытая тростником крыша была загорожена густой стеной хвойных деревьев. Он был поражен, видя хижину нетронутой, после всего этого пути, усеянного пепелищами и руинами. Тростник на крыше недавно подправляли, и хижина, аккуратно стоящая на поляне, покрытой папоротником и травой и расцвеченной розовыми цветочками, являла собой картину спокойствия. Рядом с тропинкой встречалась спелая куманика на стелющихся ростках. Измученный голодом и жаждой, он собирал и ел ягоды, пока его пальцы и губы не окрасились соком.

Приблизившись ко входу в хижину, он остановился перед посланием – потускневшей доской с аккуратно выжженными буквами. Он перечитал слова несколько раз, почувствовав какую-то необъяснимую тревогу. Шевеление дремлющего внутри О'Нейла вывело его из равновесия, и его чуть не поглотила злоба. Его захватило желание сорвать доску с двери. Он даже протянул руку, однако его пальцы остановились, не дойдя до нее, схватив вместо этого задвижку. Задвижка щелкнула под его рукой, и дверь со скрипом отворилась.

Внутри пахнуло плесенью, запахами потухшего очага и табака, смешанных с запахом давней стряпни. Эти запахи пропитали небольшую гостиную с овальном, вязаным крючком ковриком на кафельном полу между двумя креслами-качалками, стоящими лицом к небольшому камину. По одну сторону очага находились сложенные стопкой брикеты торфа и миска со спичками. Он заметил шерстяные покрывала на спинках кресел: связано крючком. Рядом с одним из кресел стояла корзинка с вязаньем, из которой выглядывала зеленая грудка вязаной ткани, по-видимому, незаконченной, а две длинные красные спицы торчали из работы, как маркеры места, к которому кто-то вернется и продолжит позвякивающее продвижение нити.

Джон закрыл дверь. Есть ли здесь кто-нибудь? Наверняка они появятся, чтобы посмотреть, почему скрипнула дверь.

Он обогнул кресла-качалки и сквозь узкий дверной проем прошел в маленькую кухоньку с побелевшей сушильной доской вокруг миниатюрной раковины. Кухонька напоминала кукольный домик: чистые тарелки были аккуратно сложены стопкой рядом с раковиной. Где-то жужжали мухи. За одной из дверец шкафа аккуратными рядами лежали консервы. В открытой банке муки он обнаружил плесень.

В хижине тянуло сыростью. Может ли он развести огонь? А вдруг кто-нибудь появится, увидев дым?

В спальне, по другую сторону гостиной, стояла кровать с отогнутым покрывалом, приглашающим незнакомца погрузиться в нее и уснуть. Простыни оказались на ощупь холодными и влажными. Он стащил шерстяные одеяла с постели и развесил их на креслах в гостиной, а затем нагнулся, чтобы развести огонь.

«Рискну», – решил Джон. Это место было предназначено для того, чтобы смущенный путник привел себя в порядок. Ирландия оказалась совсем не тем, что он ожидал.

Чего же он ожидал?

Он знал, что к этому вопросу будет возвращаться много раз, и сомневался, что сможет найти ответ на него. Этот вопрос не был обдуман в подробностях.

Покидая хижину три недели спустя, он взял с собой последние четыре банки рыбных консервов и закрыл за собой дверь, оставив за собой порядок, а послание – все еще на двери.

Ритмичный плеск на озере становился все громче.

Он смотрел в направлении, откуда доносился звук. Здесь, в тумане, виднелось что-то темное.

Из туманного покрова вынырнула лодка, длинная двухвесельная посудина с одним лишь гребцом, откидывающимся назад при каждом взмахе весел. Судно скользило сквозь странно неподвижный туман, весла слабо поскрипывали, легкий ритмичный всплеск сопровождал каждый удар весел. Под носом образовывалась концентрическая рябь, расходящаяся под острым углом, пока лодка приближалась к берегу ниже кучки шотландских сосен.

Джон замер, ошеломленный ощущением вечности, присутствующим в этой сцене. Лодка выглядела неким разрезающим гладь вод черным предметом, который, казалось, всегда здесь присутствовал.

Он разглядел в судне три фигуры – одна сидела, согнувшись на носу, и еще одна – на корме. Гребец был одет в черное, даже шляпа его была черной.

Джон раздумывал, может, ему выскочить из своего укрытия и убежать. Какую опасность сулила ему черная лодка? Он осмотрел человека, сидевшего на веслах. Руки, лежавшие на веслах, выглядели бледными на фоне всего черного. Некоторое время его внимание приковывало движение плеч: мускулистые колебания лопаток при каждом взмахе человека перед новым гребком.

Когда лодка приблизилась к берегу озера вблизи Джона, он увидел, что голубой объект на корме и крупное темно-зеленое пятно на носу также принимают человеческие формы. Из-под голубого пятна выглядывали одетые в серое ноги, рука придерживала капюшон куртки над головой для защиты от холодного тумана. Из-под голубого капюшона неожиданно появилась белокурая голова мальчика. Светло-золотистые глаза фавна взглянули прямо на Джона, стоящего среди сосен.