class="p">Я не могла не взглянуть на него из-под ресниц, чтобы оценить его реакцию на мои слова.

В ответ Роари издал голодный рык, и его губы дернулись вверх, пока он боролся удержать свою роль в нашей игре.

— Ты этого хочешь, Роза? — промурлыкал он. — Мой твердый член?

— Я думаю, что ты готов для меня, Роари, — на выдохе сказала я. — Я думаю, ты мечтаешь о моих губах, обхватывающих твой член так же часто, как и я.

— Черт, — прорычал он, и краем глаза я заметила, как он переместился за решеткой.

— Попробуйте немного выше, офицер! — голос Планжера раздался снаружи. — Оно прямо там!

Я фыркнула от смеха, быстро собрала рассыпавшийся раствор в руки и применила к нему магию земли, превратив его в комок глины, который мог быстро высохнуть. На ощупь он был бы таким же твердым, как и бетон, который он заменял, если бы никто не присматривался, но я смогла бы снова выковырять его ногтями, когда понадобится.

— Ну же, Роари, не оставляй меня в подвешенном состоянии. Скажи, как сильно ты меня хочешь, — умоляла я, засовывая ключ обратно в наручники и снова отключая подачу магии.

Он зарычал, и я бросила на него взгляд, многозначительно поднимая брови, пока он не ответил.

— Чертовски сильно. Когда я доберусь до тебя как следует, ты будешь выкрикивать мое имя так громко, что потеряешь голос, — поклялся он.

Я заперла второй наручник и просунула ключ в щель в стене.

— Это ты будешь выкрикивать мое имя, Лев, — пообещала я.

— Не пытайся притворяться, что ты не течешь для меня, Роза, скажи мне, насколько сильно, — ответил он, переключая игру обратно на меня.

— Я такая мокрая, Роари, — согласилась я с придыханием, покрывая ключ глиной собственного производства, и придавая ей форму, чтобы заполнить щель между кирпичами кончиками пальцев.

Закончив, я опустилась на пол рядом с решеткой и посмотрел на Роари с торжествующей ухмылкой.

— Ты ласкаешь себя для меня? — промурлыкал он.

— О да, — согласилась я с преувеличенным стоном, проведя руками по волосам и подмигивая ему.

— Убрать простыни! — голос Кейна доносился откуда-то снаружи, и я прикусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться.

— Кончай для меня, Роза, — приказал Роари, его золотые глаза мерцали жаром между отверстиями в решетке.

Я закатила на него глаза и быстро засунула руку внутрь комбинезона, запустив пальцы между бедер и выгнув спину, изображая для него стоны.

— Открыть на третьем, камера двенадцать! — рявкнул Кейн прямо снаружи, пока я продолжала стонать для Роари.

Кейн сорвал с двери простыню, и я выдернула руку из комбинезона, делая вид, что он только что поймал меня с поличным, пока он глазел на меня.

Черт, я была настолько хорошей актрисой, что на моих щеках даже появился румянец.

Раздалось жужжание, и моя дверь с грохотом распахнулась. Я приподнялась на локтях, невинно прикусывая губу. Кейн ворвался в камеру прежде, чем я успела пошевелиться, поднял меня на ноги, повернул и ударил лицом о заднюю стену.

— Гастингс! Обыщи камеру одиннадцать. И если Шестьдесят Девятый все еще держит в руке член, то у тебя есть разрешение использовать на нем шоковую дубинку! — прорычал Кейн мне в ухо.

Роари фыркнул от смеха из соседней камеры, когда Гастингс поспешил выполнить приказ.

— Что такое, Кейн? — я выдохнула. — Ревнуешь?

Рыча мне в ухо, он сильнее вжал меня в стену, прижимаясь всем телом к моему. Прикосновение его магии поцеловало мою кожу, когда он накрыл нас заглушающим пузырем и наклонился, чтобы сказать мне на ухо.

— Если мне будет нужна дрянная Волчья киска, я могу легко получить ее на любом углу улицы в твоем старом районе. Говорят, девушки Оскура отдаются за пять аур и просят еще, когда с ними заканчиваешь.

— Похоже, у вас большой опыт в этом деле, офицер.

— Мне не нужно платить за перепихон, — прорычал он.

— Нет. Это было бы слишком просто для тебя, не так ли? — поддразнила я, снова прижимаясь задницей к его ширинке.

— Как это понимать? — потребовал он.

— Ты не хочешь их на блюдечке с серебряной каёмкой. Ты хочешь погони, охоты. Ты хочешь преследовать тех женщин, которых не должен, и заставлять их умолять тебя, прежде чем ты возьмешь их.

— Вот как? — Кейн схватил мои запястья и прижал их к стене по обе стороны от моей головы, а затем провел руками по моим рукам, ища следы украденного ключа.

— Вот так. Вот почему ты хочешь меня. Потому что ты не можешь меня получить.

Он зарычал, и звук пронесся вдоль моего позвоночника, там, где его широкая грудь прижималась ко мне, и дошел до самой моей сердцевины. Я играла с огнем, когда дело касалось его, но иногда мне хотелось узнать, каково это — обжечься.

— Ты кое-что забываешь, Двенадцать, — сказал он прямо мне в ухо, пока его руки скользили по моему телу, и он продолжал меня обыскивать. — Ты уже моя. Начальница поручила тебя мне. Твоя задница моя, — его руки обхватили мою задницу, когда он это сказал, и он сжал ее достаточно сильно, чтобы я задохнулась.

— Я не принадлежу тебе, Кейн, — насмешливо ответила я, хотя мой пульс участился от его слов.

— Возможно, нет, — согласился он, опускаясь на колени позади меня и проводя руками по моим ногам. Когда он провел ими по внутренней стороне моих бедер, мой пульс заколотился еще быстрее, и он снова встал позади меня, глядя мне в глаза, когда я повернула голову к нему с вызовом во взгляде. — Ещё нет.

Он отлетел от меня с Вампирской скоростью, опрокинув все на моей койке и запасной койке над ней и разбросав в вихре движения все мои вещи по камере.

— Камера двенадцать: чисто! — рявкнул Кейн, выбегая обратно на дорожку. Раздалось жужжание, и моя дверь снова закрылась. Он щелкнул пальцами в моем направлении, убирая заглушающий пузырь, а затем перешел к обыску следующей камеры.

Выдыхая, я и изо всех сил боролась с самодовольной ухмылкой, которая боролась за контроль над моими чертами лица.

Первая часть моего плана была завершена. Теперь мне оставалось только ждать, когда я смогу воспользоваться своей новой игрушкой.

***

Остаток дня мы провели в своих камерах. Охранники не потрудились дать нам обед, а ужин состоял из черствой булки и куска сырой брокколи, которую просунули в двери камеры примерно за десять минут до выключения света.

Я все равно его съела. Еда есть еда, в конце концов, и, хотя мои вкусовые рецепторы не очень-то жаловали это предложение, боль в желудке была удовлетворена. Ну, не удовлетворена,