Он вернул очки лицу и посмотрел на меня погасшими угольками глаз, которым даже стекла не придавали блеска.

– Вы похожи на сожженную скрипку, Лев. Очертания еще есть, но уже не сыграть…

– Да, – кивнул он, – тяжело мне будет вас обмануть…

– А надо?

– Если б я знал, что мне надо… – он отвернулся к окну. – Хочу снег… А в городе том сад… в нем травы да цветы… Жизнь прекрасна своими неожиданностями…

– Знаете, мне пора. Было очень приятно.

– Подождите! – вскинул брови над очками Лев. – Поедем вместе. Нам же по пути. Я живу на Проспекте Мира.

В метро мы ехали молча. Я держала поручень, Лев поддерживал меня за локоть, свесив большую голову на грудь. Было неловко молчать, но говорить не получалось. На Тургеневской я вспомнила, что так и не задала вопрос, почему музей изобразительных искусств носит имя поэта. Уже не задам. После слов «следующая станция Проспект Мира», рука Льва переползла с локтя на талию, и он шепнул в мое музейное ухо:

– Зайдешь?

– Нет, – ответила я тоже шепотом, почему-то представив гриф сожженной скрипки…

– На нет и суда нет… – сказал он бесцветно и вышел из вагона, мелькнув в толпе бордовым шарфом.

Я вышла из конторы и, посмотрев на небо, остановилась под козырьком крыльца. Дождь. Мелкий, противный, нудный, промозглый, пакостный, мелочный, отвратительный, завистливый, подлый, двуличный, козёл… Эпитеты перестали иметь хоть какое-то отношение к дождю. Самому обычному осеннему дождю. Раскрыв зонт, я шагнула в хлюпающую асфальтовую реку.

– Excusez-moi, mademoiselle! Вы не поможете мне? – из мокрых кустов вырос высокий пожилой мужчина в бежевом вельветовом костюме, с растерянной улыбкой на красивом ещё лице.

– Вы мне, извините? – тоже растерялась я: возле нашей сраной конторы и «excusez-moi, mademoiselle»…

– Здесь же больше нет никого…

Я оглянулась. Действительно. Нет.

– А что случилось?

– Кажется, я заблудился. Вы не знаете, как эта улица называется?

– Эта улица называется Погодинская. Этот город называется Москва и сейчас две тысячи десятый год.

– Вы предугадали мои вопросы, – улыбнулся он, – но это еще не всё. Мне нужно попасть на Пироговку, а тут левого поворота нет. Хотя, мне кажется, раньше он был.

– Нет, на Абрикосовском переулке нет левого поворота. Вам надо до параллельного доехать. Не помню, как называется. Там есть.

– А может, Вы мне покажете? А я вас подвезу. Куда Вам надо?

– К метро «Фрунзенская».

– Отлично! Заодно вспомню, где метро.

Его бежевый пиджак уже начал промокать и темнеть на плечах. Ну не насиловать же меня собрался этот пришелец с вельветовой планеты? В его то возрасте! А вдруг у них шестьдесят – это юность, и его цель – распылить враждебное инопланетное семя в районе метро «Фрунзенская»?

– Хороший я, хороший, – вклинился пришелец в мои сомнения, как и положено пришельцу. – Я могу позволить себе подвести понравившуюся мне женщину?

Наш! – успокоилась я. Просто не заметил, как постарел.

– Вас не Гоша зовут? Он же Гога, он же «все и всегда я буду решать сам на том простом основании, что я мужчина»?

Он наморщил лоб, не понимая, о чём я. Я снова засомневалась в его земном происхождении.

– А, это вы этот фильм имеете в виду, который Оскара получил. Как же его… Забыл… Я, знаете, уже больше француз, чем русский.

– Хорошо, француз, покажу Вам, где метро «Фрунзенская».

На его лице изобразилась такая радость, что я снова засомневалась, но теперь уже в том, не ошиблась ли я в определении его потенции.

– Вот моя машина! – с явным удовольствием показал он на огромный Hummer, припаркованный как ботинок Гулливера в прихожей лилипутов. – Большие машины – моя слабость. Во Франции все на маленьких ездят, хоть здесь душу отвести.

Он открыл дверь и галантно подсадил меня под локоть.

Внутри машина оказалась еще больше, чем снаружи. На коробке скоростей мог бы разместиться журнальный столик. С закусками и выпивкой.

– Вы живёте во Франции?

– Да. Большую часть времени. У меня там жена и две дочки. В Москву только по работе, три – четыре раза в год получается. Меня зовут Андре. В, общем, конечно, Андрей Юрьевич, Андрей, но Андре – уже привычней. А вас, mademoiselle? Comment vous appellez-vous?

– Je m'appelle Татьяна.

– О! Parlez-vous français?

– Нет, к сожалению, это останки школьных знаний.

– А что делает девушка с такими мощными останками знаний в этом советском здании из стекла и бетона, из которого она вышла?

– Работает редактором журнала.

– Редактором? О-ля-ля! – он радостно потер руки. – Вот вас-то мне и надо!

– В каком смысле?

– В смысле литературных идей. Коих накопилось к моему почтенному возрасту. Мы смогли бы сотрудничать?

– Да, почему нет…

– В таком случае я предлагаю для начала съесть чего-нибудь вместе. В Париже, кстати, сейчас время ужина. Видите, как все удачно. Где-то здесь был неплохой ресторанчик. Не знаю, есть ли он ещё… В Москве всё так быстро меняется. Зрительно я помню, как ехать, но зрительная память и правила этого вашего «гибэдэдэ», ужасное название, не всегда совпадают.

Он сосредоточился на дороге, а я на ощущениях. Xummer, как неповоротливый вежливый слон, продвигался осторожно, чтобы ненароком не раздавить кого-нибудь. Не подозревавшие о его хорошем воспитании, прочие дорожные звери на всякий случай бросались от него врассыпную. Андре благодарно кивал каждому, кто успевал удрать. Французский менталитет сам выглядел как слон в русской посудной лавке.

– Кажется, здесь. Во всяком случае, похоже, – проговорил Андре, плавно паркуясь на площадке, на которой поместились бы две машины и трехколесный велосипед.

Он открыл дверь и подал мне руку Его манеры были безупречны. Меня обходили с правильной стороны, передо мной открывали и придерживали двери, отодвигали и придвигали стул. Мне захотелось удрать, чтобы случайно не расстроить вежливого слона своим несоответствием его воспитанию.

Народу в ресторане было много, но на нас тут же десантировался официант с почтительно склоненной лысой головой. Как они, собаки, деньги чуют. Лысиной, что ли? Он с жадностью внимал каждому слову, произносимому Андре, словно тот говорил заветные слова о том, где находится золотой ключик.

– Я бывал у вас частенько, но давно. Кормили прилично. Как сейчас, не знаю. Вы принесите нам, что у вас есть интересного из холодного и из горячего, позиций шесть – семь, а мы все попробуем. Да. И сразу бутылочку Vittel без газа. Есть она у вас?