– А что за помещик? – заинтересовался Мельников.

– Да, собственно, помещик – это громко сказано. Как это с немецкого перевести, Der Farmer…

– Фермер, что ли?

– Он самый. Хозяин фермы – немец. Он еще в сорок первом приехал. Таких тогда много было. Захотел тут ферму устроить. И устроил. Да только он давно уже сбежал, оставил управляющего. Так к нам сам управляющий и обратился. Приходите, берите, что хотите. Только немного постреляйте, да подожгите что-нибудь, чтобы мне не отвечать за это. Я так думаю, у него свой расчет какой-то имеется… Может, хозяин какого-нибудь фрица из Щучина попросил, чтобы тот контролировал управляющего… Послушайте, трудно поверить – у вас постоянная связь с Москвой?

– Может, и не с Москвой, но с Большой землей есть. У нас соединение большое, на одних трофеях не проживешь.

– А вот у нас плохо. Вон, пулемет видите? Достать-то его достали, один хороший человек еще в сорок первом подобрал и спрятал. Да какой с него толк? Патронов-то нет. Все диски, что были, расстреляли.

– Что ж вы к нам не выходите? Вот уж с чем у нас нет трудностей, так это с патронами.

– Я не командир. Я вообще человек штатский. Учитель. Вот и занимаюсь тут хозяйством.

Макаров смотрел вокруг и слушал с большим интересом. Он-то в своей короткой партизанской жизни видел только мощные, хорошо организованные соединения. Но почему одни отряды выросли, а другие – нет? Поэтому он спросил:

– А давно ваш отряд существует?

– Да, нет, с весны…

Как оказалось, дело было так. Учитель, Владислав Алексеевич, с тридцать девятого жил в Щучине. От немцев уехать не успел. Да и мало кто успел отсюда уехать. Когда пришли немцы, учителя стали не нужны, но в отличие от многих интеллигентов Владислав Алексеевич много чего умел делать руками. Нашел работу в чем-то вроде немецкой ремонтной мастерской. И даже, можно сказать, выдвинулся, поскольку более-менее владел немецким. Осенью сорок второго появился Доценко. Его прятала одна из знакомых учителю женщин. То ли он был в плену и убежал, то ли где-то бегал по лесам – Доценко не рассказывал. Сначала он выдавал себя за солдата, только потом сознался, что является политруком. Оно и понятно – с политработниками у немцев разговор был короткий: доводили до ближайшей стенки. В комендатуре у Владислава Алексеевича имелись знакомые, которые помогли выправить политруку аусвайс. Вышло это довольно просто. Немцы не вникали в личности появившихся невесть откуда людей. Потому что к этому времени партизан в округе уже не было. Они появлялись ранее, в сорок первом, но немцы их довольно быстро извели и успокоились. А рабочие фрицам были нужны. Тем более что Доценко являлся украинцем, а к ним у немцев доверия было больше. Владислав Алексеевич пристроил его к себе на работу. Так и жили. Но в начале года Доценко пробудился к активности и начал деятельность по сбору людей в партизанский отряд. Желающие нашлись. Костяк создали из рабочих мастерской. Выразили желание идти в отряд и многие молодые парни – потому как немцы начали по второму разу вычищать их для угона в Германию. Как наступила весна, подались в лес… К отряду присоединилось еще несколько человек, скрывавшихся в деревнях. Это были люди из отрядов, которые немцы расколотили в сорок втором.

– Владислав Семенович! – закричал кто-то. Учитель двинулся на зов, а Голованов закурил, а потом длинно и витиевато выругался.

– Вот ведь партизаны… сорок третьего года! – произнес он с глубоким презрением.

– Это точно, что сорок третьего, – согласился Мельников тоже без особого почтения.

– Погодите, ребята, – не понял Макаров. – Я ведь тоже, вроде как, только с этой весны партизаню…

– Разговор-то не о тебе. Ты в армии был. Куда послали, там и воевал. А эти, мать их… Учитель – ладно, он пожилой человек, с него спроса нет. Пацаны тоже, черт с ними. А командир и остальные… Отсиживались, как крысы! А когда наши двинули, так засуетились.

– Лучше поздно, чем никогда, – возразил Макаров.

Но Мельников поддержал Григория:

– Я ведь уверен, что он не все сказал. Я так думаю, фрицы просто начали в очередной раз свирепствовать, вот этот политрук в леса и подался. А вот я помню, как мы тебя встретили…

25 июля 1941 года (за год и 9 месяцев до описываемых событий), где-то возле Слуцка

Отряд Аганбекова, насчитывавший к тому времени 25 человек, блуждал по белорусским лесам, опытным путем осваивая науку партизанской войны. И вот во время одного из переходов, двигаясь по лесной дороге, бойцы услышали мерное урчание тяжелого немецкого мотоцикла, едущего им навстречу. Конечно, немцы были тогда наглые и ездили всюду, ничего не опасаясь. Но что этот фриц делал на лесной дороге… Бойцы тут же заняли позиции по обочинам – и вот на проселке показался мотоцикл. Это был обычный немецкий BMW с коляской, на которой стоял пулемет. Только вот при виде мотоциклиста Сергею захотелось протереть глаза. Машиной управлял… краснофлотец. В бушлате, из-под которого виднелась тельняшка, держащий в зубах ленточки от бескозырки. За спиной у мотоциклиста висел ППШ. Матрос как матрос. Только вот больно странно смотрелся он в пятистах километрах от ближайшего моря…

Коляска мотоцикла угодила в рытвину, мотоцикл заглох – и тут мотоциклист громко выразился… Здесь уж никаких сомнений не оставалось.

Аганбеков и еще несколько бойцов вышли на дорогу. Увидев людей в советской форме (тогда все в отряде кроме Мельникова носили еще не истрепавшуюся военную форму), моряк соскочил с седла:

– Братишки, не подскажите, как к морю проехать? А то мне все эти болота сильно надоели…

Но увидев перед собой командира, тут же сменил тон и доложил как положено:

– Старшина 1-й статьи Голованов! Днепровская флотилия. Выбираюсь из окружения. Правда, не знаю, в каком направлении теперь двигаться…

В коляске мотоцикла обнаружился богатый арсенал: два немецких автомата, две советские трехлинейки, патроны и гранаты, пулеметные ленты.

История у Голованова была интересная. В самом начале войны бронекатера, на одном из которых он служил, были переброшены через Днепровско-Бугский канал в Кобрин, где вступили в бой с немецкими танками. Их катеру не повезло: его раздолбали в пух и прах. Команда попыталась выйти к своим. Вышла – но тут же оказалась в окружении, вырвалась – и снова оказались в кольце… Выходя, запилили по болотам куда-то не туда. Опять нарвались на фрицев… В общем, матрос остался один. Во время блужданий по лесам Голованов повредил ногу, поэтому некоторое время отсиживался на каком-то глухом лесном хуторе. Когда подлечился, снова двинулся на восток. По пути встретился с немецкими мотоциклистами – и приобрел транспорт… Ну и заодно собирал попадавшееся по дороге оружие.

С тех пор и воевал в отряде «казахов».

* * *

– Я вот думаю, ты ведь, Гриша, тоже мог там на хуторе и дальше сидеть, если б захотел… Угодил бы в «зятьки».

– А это как? – не понял Макаров.