Ничего определенного на этот счет мать не говорила. Она сама не знала, что будет делать с деньгами. Однако она твердо решила, что новых плотин она строить не будет. Может, на эти деньги они все же уедут. А может, ей просто хотелось иметь эти деньги, оставить десять тысяч франков про запас.

Каждые три часа Сюзанна поднималась в бунгало, давала матери лекарство и снова возвращалась к мосту. Но ни одна машина не останавливалась у их бунгало. Сюзанна иногда даже жалела о мсье Чжо, о том времени, когда он каждый день приезжал к ним на своем лимузине. По крайней мере это было хоть что-то. Пусть даже здесь стояла бы пустая машина, все лучше, чем совсем никакой. Ей казалось, что их бунгало превратилось в невидимку, и она, дежурившая у моста, тоже; казалось, никто не видел, что здесь есть бунгало, а еще ближе, у моста, — девушка, которая ждет.

И вот однажды, когда мать спала, Сюзанна поднялась к себе в комнату и вынула из шкафа вещи, которые подарил ей мсье Чжо. Она выбрала самое красивое платье, то, что она надевала, когда они ходили в буфет в Раме, и еще в городе, и про которое Жозеф говорил, что такие носят только проститутки. Это платье ярко-голубого цвета, которое было заметно издалека. Сюзанна перестала надевать его из-за Жозефа. Но теперь, когда Жозеф уехал, ей больше нечего было бояться. Раз он решил уехать и бросить ее здесь, она могла действовать по собственному разумению. И натягивая на себя это платье, Сюзанна поняла, что она делает нечто очень важное, может быть, самое важное из того, что она делала до сих пор.

Но автомобили, как и раньше, не останавливались возле девушки в голубом платье, девушки в платье проститутки. Сюзанна подождала три дня, а на третий, вечером, выбросила его в речку.

* * *

Так прошло три недели. За эти три недели они не получили ниоткуда никаких известий: ни письма от Жозефа, ни даже письма из банка или предупреждения из земельного ведомства. И за эти три недели ни одна машина не останавливалась возле их бунгало. Но вот однажды утром она увидела младшего Агости. Он был один и без машины.

Он не сразу пошел в бунгало, сначала направился к месту, где сидела она.

— Твоя мать прислала мне с капралом записку, она хочет о чем-то попросить меня.

— Ты знаешь, она плохо себя чувствует, — сказала Сюзанна, — она никак не может смириться с отъездом Жозефа.

У Агости была сестра, которая тоже уехала два года тому назад с таможенником из рамского порта. Но она хотя бы писала письма.

— Всем надо отсюда сматываться, — сказал Агости, — это и так понятно. Скверно только то, что Жозеф не пишет. Рука у него, что ли, отсохнет? Моя мать чуть не померла, когда уехала сестра, но когда та начала писать, стало лучше. А теперь все в порядке, она привыкла.

Однажды в буфете в Раме, когда играли «Рамону», они поцеловались. Он увел ее оттуда и поцеловал. Она смотрела на него с любопытством. Пожалуй, он немножко напоминал ей Жозефа.

— Что ты делаешь весь день у моста?

— Жду машины.

— Но это же глупо, — сказал Агости неодобрительно.

— Мне больше нечего делать, — ответила Сюзанна.

Агости немного подумал и в конце концов согласился.

— Да, действительно. А если кто-нибудь захочет увезти тебя?

— Я уеду, уеду сейчас же, хоть она и больна.

— Это свинство, — сказал Агости не очень уверенным тоном.

Может быть, он помнил, как когда-то поцеловал ее, во всяком случае, он смотрел на нее с любопытством.

— Моя сестра тоже так ждала, как ты.

— Если очень захотеть, обязательно получится, — сказала Сюзанна.

— А чего тебе хочется? — спросил Агости.

— Уехать отсюда.

— Все равно с кем?

— Да. Потом разберусь.

Казалось, он задумался о чем-то, но ничего не сказал. Потом пошел к бунгало. Он был на два года старше Жозефа, жуткий бабник, и все на равнине знали, что он занимается контрабандой опиума и перно. Он был довольно маленького роста, но удивительно сильный. У него были широкие зубы, пожелтевшие от курева, без единой щелочки, и когда он приоткрывал их, улыбаясь, вид у него был довольно зловещий. Сюзанна легла на траву и стала ждать его возвращения. Теперь она думала только о нем. С той самой минуты, как он появился, мысль о нем полностью завладела ею, изгнав все другие. Стоит только захотеть… Он был единственным мужчиной на этой стороне равнины. И он тоже хотел отсюда уехать. Наверно, он забыл, что прошел уже год с тех пор, как они поцеловались под звуки «Рамоны», и что она сама стала на год старше. Надо напомнить ему об этом. Говорят, он переспал со всеми красивыми туземками на равнине и даже не с очень красивыми. И со всеми белыми женщинами Рама, не слишком старыми для таких забав. Кроме нее. Стоит только захотеть и не трусить…

— Она поручила мне продать вот это папаше Барту, — сказал Агости, возвращаясь.

Он держал брильянт, как простой камешек, и ловко подбрасывал его в руке.

— Постарайся продать его, ей это пойдет на пользу.

Агости задумался:

— А откуда он у вас?

Сюзанна встала и посмотрела на Агости, улыбаясь.

— Мне подарил его один тип.

Агости тоже улыбнулся.

— Тип, который разъезжает на лимузине?

— Конечно, кто еще мог подарить мне брильянт?

Агости пристально посмотрел на Сюзанну:

— Никогда бы не подумал… — сказал он через минуту. — Да ты, оказывается, завзятая шлюха.

— Да не спала я с ним, — отвечала Сюзанна. Она продолжала смеяться.

— Рассказывай! — Он уже без смеха посмотрел на брильянт и добавил: — Мне противно продавать его, даже папаше Барту.

— Но он-то думал, что я буду спать с ним, — сказала Сюзанна, — потому и подарил.

— У тебя что, вообще ничего с ним не было?

Сюзанна снова улыбнулась, словно посмеиваясь над Агости.

— Когда я душ принимала в чем мать родила, я иногда позволяла ему на меня пялиться.

Ей так нравилось употреблять выражения Жозефа, она просто упивалась ими, и они как бы сами слетали с языка.

— Черт возьми, — сказал Агости, — круто ты с ним!

Но он смотрел на нее и впрямь очень внимательно.

— И только для того, чтобы посмотреть на тебя…

— У меня приличная фигура, — откликнулась Сюзанна.

— Это ты так считаешь!

— У меня есть доказательство, — сказала Сюзанна, показывая на брильянт.

Он пришел опять. На этот раз Сюзанна поняла, что это из-за нее. Он даже не зашел в бунгало.

— Думаю, с папашей Бартом все будет в порядке, — сказал он странным тоном, — а если он заартачится, я или перестану поставлять ему перно, или донесу на него. — И тут же объявил ей: — Через несколько дней я зайду за тобой, хочу, чтобы ты посмотрела на мою ананасовую плантацию.