— Твои резоны заслуживают столько же внимания, сколько и мои. Звонили еще несколько человек, но это были обычные фантазеры.

— Я видел листовки, которые вы развесили.

Винтер заметил их вчера вечером на станции, когда его подвез Макдональд. Фотография Пэра, которую Винтер прислал им в Лондон, текст о месте убийства, о парке. Тех, кто что-нибудь видел, призывали обращаться в полицию.

Объявление выглядело абсурдной афишей, кадром из безумного фильма. Винтеру на мгновение стало плохо. Листок был уже потрепан и слегка выцвел — все уже произошло, это не предупреждение, слишком поздно. Точно такие же висели еще на двух столбах, они были приклеены одновременно. Поезда приходили и уходили, и пассажиры читали и звонили коллегам Макдональда, но пока без толку.

По пути домой, на вокзале Виктория, Винтер обнаружил на столбе обрывок объявления о Пэре. Листок был, очевидно, сорван ветром, остался только нижний правый угол. Как будто кто-то порвал карту Лондона, оставив только юго-восточный район. Это выглядело символичным, как знак для посвященных.

Ларс Бергенхем ждал недалеко от входа, в темноте. Дверь периодически открывалась, и наружу вырывался факел электрического света. За спиной скрипели товарные поезда, вздыхали, утомленные долгим днем на рельсах. Товарная станция слабо освещалась фонарями на редких высоких столбах. Относительное спокойствие нарушил вкатившийся локомотив. Заскрежетали тормоза, раздались крики и глухие удары чего-то тяжелого.

Дверь опять открылась, и вышла она, одна. Но не стала переходить дорогу к парковке, а повернула на Одинсгатан и поспешила к Полхемсплатсен. Бергенхем отправился следом. На мосту от воды повеяло холодом. Она быстро и не оглядываясь шла вдоль канала Валлгравен. Прохожие им не встречались. Бергенхему пришлось ускорить шаги, чтобы не потерять ее, когда она свернула за угол. Дойдя до поворота, в слабом свете с площади он увидел ее фигурку с согнутой рукой — наверное, она смотрела на часы. Она прошла мимо Большого театра и остановилась на светофоре перед Новой аллеей, там ждали и другие прохожие, человек пять, и Бергенхем немного удивился, что в двенадцать часов ночи движение довольно оживленное.

Она скрылась в темных улицах Васастана. Дома заслоняли небо. Бергенхем потерял ее из виду и осмотрелся. Никаких открытых кафе, тишина, пустота. Вдалеке виднелся ресторан, но туда бы она не успела дойти, да он, кажется, был уже закрыт, только лампа освещала меню у входа.

В пятнадцати метрах он заметил машину — в салоне зажегся свет, когда открылась пассажирская дверь, вышел мужчина, обернулся, сказал что-то водителю, захлопнул дверь, и машина умчалась в сторону Васагатан. Мужчина повернулся к стене дома, вошел в стену и исчез.

Что за чертовщина, подумал Бергенхем.

Он подошел вплотную и увидел дверку в цоколе большого старинного дома. Ни вывески, ни света, ни звуков, только ржавое железо и необработанный камень вокруг, как вход в подземелье. Похоже, открывается внутрь, подумал Бергенхем. И тут заметил слаборазличимую кнопку у дверной петли. Он нажал, но ничего не произошло. Он нажал еще раз. Дверь открылась.

— Да?

Он увидел только контуры лица и крупного тела.

— Что вы хотели? — сказал голос.

— У вас… закрыто? — спросил Бергенхем.

— Что?

— Сегодня нет шоу?

«Я уверен, что она здесь, — подумал Бергенхем. — Но почему Болгер не упомянул это место? Может, они только что открылись? Столько вопросов, и все без ответа».

— Один ваш клиент посоветовал мне это место. Он не говорил, что надо быть членом.

— Членом чего?

— Убей бог, если я знаю. Можно просто войти и посмотреть шоу, или это тайна?

Фигура вышла из двери на улицу, Бергенхем увидел незнакомое лицо.

— А что вы хотите?

— Просто развлечься.

— Вы пили? Мы пьяных не пускаем.

— Я не пью, — сказал Бергенхем.

Рядом с ним возник еще один человек, открывший кивнул ему, посетитель спустился вниз, и движение, казалось, помогло этой горилле принять решение.

— Хорошо. Но я буду за вами присматривать.

— Зачем?

— У нас респектабельные гости.

Он посмотрел на Бергенхема, как будто тот заявился в обрывках тряпья.

— Можно наконец войти? — спросил Бергенхем.

Человек оглянулся, отступил, пропустил Бергенхема и запер дверь. Снизу тихо доносилась музыка, то ли арабская, то ли аккорды запутались среди крюков подземелья.

Внизу у лестницы сидела женщина с ящиком для купюр.

— Двести пятьдесят, — сказала она.

Бергенхем отдал деньги, повесил куртку на вешалку.

— Один напиток включен в цену, — сказала женщина, ласково улыбнулась и протянула пластиковый номерок.

Она танцевала на одном из столов, и Бергенхем подсел туда. Она была красивая, хотя ребра торчали, и грудь оказалась больше, чем он думал. Музыка играла ритмичная, но не Тина Тёрнер. Танцовщица поднималась в танце вместе с повышающимися тонами. Бергенхему показалось, что она его узнала. Под ее черными глазами виднелись синяки.

За столом сидели еще двое мужчин, они пили и наблюдали за ее движениями. На трех других столах тоже кружились танцовщицы. Все это напоминало пещеру.

Бергенхем чувствовал запах алкоголя, пота, духов, а еще тревоги, страха и чего-то трудноопределимого — он знал только, что это привело его сюда, и больше ничего. Где граница между расследованием и личными делами, он тоже не знал.

С последним аккордом ее улыбка улетучилась, и она мгновенно остановилась. Теперь она выглядит еще более голой и беззащитной, пришло в голову Бергенхему, как будто музыка была ее оболочкой.

Он протянул руку, но она отпрянула.

— Я только помогу вам спуститься, — сказал он.

Она взглянула на него, оперлась на его руку, спустилась на стул, потом на пол и пошла прочь на высоких каблуках, плавной походкой. Один из мужчин что-то сказал, но Бергенхем не разобрал. Она не оборачивалась и скрылась в двери у стойки бара. Там стоял тот громила, что открывал дверь, и не сводил глаз с Бергенхема. Он отвел взгляд и сел обратно.

Так он сидел долго, а потом к нему подошла женщина с сигаретой. Он сразу почувствовал резь в горле от дыма.

— Вы не хотите попросить меня присесть?

— Да, конечно, — ответил он.

Двое других мужчин уже нашли себе компанию у стойки.

— Меня можно чем-нибудь угостить, — сказала она.

Бергенхем посмотрел на широкое накрашенное лицо. Сначала он ее не узнал. К тому же ее волосы теперь были светлыми.

— Я вас не сразу узнал, — сказал он. — Что вы будете пить?