Уотсон также уделял большое внимание эмпирическим маркетинговым исследованиям и подчеркивал важность изучения потребителя с помощью строгих научных методов. Он рассматривал процесс продажи как испытательный полигон для проверки рекламы и часто проводил параллели между потребителями и участниками экспериментов. Он верил, что подобно тому, как сам он манипулировал поведением Альберта, рекламодатели с помощью соответствующих положительных стимулов также могут манипулировать покупательским поведением потребителей. В целях совершенствования такого манипулирования Уотсон разработал методы проведения маркетинговых исследований; он также одним из первых стал заниматься изучением концепции лояльности бренду. Активное изучение этой концепции рекламодателями продолжается и по сей день.

Успехи Уотсона в рекламной деятельности позволили ему стать в 1924 году вице-президентом рекламного агентства J. Walter Thompson (JWT) — одного из крупнейших рекламных агентств в мире. Однако его личная жизнь складывалась не столь успешно. Вскоре после развода со своей первой женой он женился на Розалии Рейнер. Розалия родила ему двоих детей, но, к несчастью, умерла в возрасте тридцати пяти лет вследствие осложнения, вызванного перенесенной ранее дизентерией. Уотсон ушел из рекламного бизнеса в 1945 году. Незадолго до смерти, в 1958-м, он сжег все свои неопубликованные научные труды.

В одном из наиболее известных (и наиболее часто цитируемых) высказываний Уотсона подчеркивается влияние внешней среды на поведение: «Дайте мне дюжину здоровых, нормально развитых младенцев и мой собственный особый мир, в котором я буду их растить, и я гарантирую, что, выбрав наугад ребенка, смогу сделать его по собственному усмотрению специалистом любого профиля — врачом, адвокатом, торговцем и даже попрошайкой или вором — вне зависимости от его талантов, наклонностей, профессиональных способностей и расовой принадлежности его предков».[89]

Но фраза, следующая за этим высказыванием Уотсона, цитируется гораздо реже. В ней он заявляет: «Я делаю выводы, недостаточно подкрепленные фактами, и я признаю это, но то же самое делают и защитники противоположной точки зрения, причем они занимались этим в течение тысячелетий».

Один из уроков, который мы должны извлечь из случая маленького Альберта, заключается в необходимости понимания того, что (спорные) экспериментальные данные могут непреднамеренно ошибочно интерпретироваться и оцениваться по-новому. Такие «вторичные» мифы воспринимаются затем как «факты» и, в свою очередь, помогают придать исследованию статус «классического». Случай маленького Альберта, безусловно, навсегда останется «классическим» случаем в истории психологии, но вопрос заключается в том, можно ли считать его таковым с учетом одних лишь его экспериментальных результатов. Возможно, он заслуживает подобного статуса с учетом того влияния (оправданного или неоправданного), которое он оказал на развитие психологической мысли, влияния, которое сохраняется и по сей день.

Профессор Джон Лорбер (John Lorber) взглянул на снимок мозга сидевшего перед ним студента. Этот студент изучал математику и имел показатель IQ, равный 126 (у среднего человека он равен 100). У Лорбера он оказался по направлению врача университетского общежития, заметившего, что голова у молодого человека несколько превышает нормальные размеры. Зная о научном интересе Лорбера к изучению гидроцефалии,[90]он подумал, что, возможно, этот студент представляет интерес для проведения углубленных исследований. Однако снимок показал, что у студента практически вообще не было мозга. По приблизительным оценкам, его мозг весил не более 150 граммов, в то время как нормальный мозг человека его возраста должен весить полтора килограмма. Этот случай, как и некоторые другие, заставил Лорбера и многих других ученых задаться вопросом о том, действительно ли человеку нужен мозг. Он породил сомнения в правильности нашего понимания работы человеческого мозга и неоднократно использовался в качестве аргумента в поддержку распространенного мнения о том, что мы используем наш мозг лишь на 10%.

Предыстория

Мозг является самым сложным элементом человеческого организма. В нем имеется сто миллиардов нейронов и от ста до десяти тысяч синапсов (соединений) для каждого из этих нейронов. Эти синапсы могут передавать около десяти импульсов в секунду, что в совокупности может составлять до десяти квадриллионов передач импульсов в секунду через все синапсы! Эти числа трудно себе представить, но кто-то подсчитал, что пачка из десяти миллиардов листов бумаги в высоту будет соответствовать расстоянию от Сан-Франциско до Лондона.[91]В среднем, вес мозга человека составляет около 2% от общего веса тела, но при этом потребляет около 25% энергии, вырабатываемой нашим организмом.

С учетом этих фактов и цифр представляется неудивительным, что мы по-прежнему еще очень мало знаем о работе человеческого мозга. Физиологи и психологи потратили годы на определение областей мозга, ответственных за выполнение разных функций. Этим вопросом пыталась заниматься и существовавшая в прошлом «наука» френология (см. гл. 10), возникшая на основе теорий венского врача Франца Йозефа Галля (Franz Joseph Gall). Галль верил в то, что форма мозга определялась развитием входящих в его состав органов, а поскольку череп принимает форму мозга, то череп должен указывать на психологические способности и личностные качества человека; например, выступ на лбу может свидетельствовать о наличии у человека такого качества, как доброта. Несмотря на то, что френология пользовалась большой популярностью в викторианскую эпоху (в 1830-х годах некоторые работодатели даже требовали «справку» от френолога для подтверждения профессиональной пригодности соискателя рабочего места!), в середине девятнадцатого века она оказалась практически полностью дискредитированной.[92]

Однако одно из основных положений френологии — а именно о «локализации функций в мозге» — не вызывает сомнений и в наши дни. Локализация функций просто означает, что разные части мозга выполняют разные функции (зрения, произвольного движения, речи и т. д.). Хотя все сказанное здесь о локализации функций в мозге может показаться очевидным, тем не менее, некоторые другие внутренние органы, такие как печень, не функционируют подобным образом, другими словами, все части печени выполняют одну и ту же задачу. Потребовались годы дальнейших клинических исследований для обнаружения доказательств того, что предположения френологов относительно локализации функций в мозге были хотя и не совсем точными, но все же справедливыми.