мне было нужно разрешение. Я просто не был уверен. Играли мы или нет, понимаешь?

Агрх, Боже. Это трудно. Именно поэтому я пытался сохранить это в тайне.

М: Ты всегда можешь поцеловать меня, Уилл.

У: Ок.

Дерьмо, это прозвучало пренебрежительно.

У: Спасибо.

Как же жалко это звучит.

М: Если я не заткну тебе рот.

Мне нужно сесть. Тяжело упершись на единственный твердый предмет возле себя, на стену, я с усилием сглатываю. Во рту сухо, и член прикладывает все усилия для того, чтобы след джинсов навсегда отпечатался на нем. Я просто смотрю на ее сообщение, и не знаю, как ответить, не выглядя при этом, как подросток.

М: То есть, мне показалось, что тебе понравилось, когда я накормила тебя своими трусиками, но ты должен сказать, если это не твое.

Я чуть не роняю телефон, пока набираю сообщение.

У: Нет, нет, нет, мне понравилось. Понравилось!

Я смотрю на экран в трясущихся руках и задыхаюсь. Угу, ты справился. Ничего кроме «отчаянного подростка» в такой реакции нет. Идиот.

М: Лол! ОК. Мы действительно должны поговорить об этом, ладно? Узнать ограничения.

Мои внутренности скручиваются, и ее слова об ограничениях будто переключают передачи. Блядь. На самом деле, так обычно говорить о таких вещах потрясающе. Внезапно почувствовав смелость, я отвечаю.

У: Я не могу придумать ни одного.

М: У всех есть ограничения, Уилл.

У: Думаю, тебе придется проверить все, чтобы узнать.

Не могу поверить, что пишу всю эту чушь! Я держал это в секрете так долго, что меня охватывает паника каждый раз, когда я вижу слова на экране, будто я случайно рассказал свой секрет всему миру.

М: Мне нужна подсказка.

Так трогательно видеть ее такой робкой. Но я знаю, что она сможет разобраться с этим.

У: Мне понравилось все, что я читал до сих пор.

М: Боже, я забыла, что ты читал мои книги.

У: Почему для тебя это проблема?

М: Это немного смущает.

У: Ты не должна смущаться, ты потрясающий писатель.

М: Ты предвзят.

У: Эй, одна из них обо мне, мне позволено быть предвзятым! Это тоже будет цикл романов?

Это была долгая пауза и я уже начал думать, что оттолкнул свою удачу.

М: Я думала написать отдельный роман, но может быть у этой истории будет продолжение.

Боже, я надеюсь на это.

— Это Мэгс? — Кричит Спенсер через всю комнату, в которой я нахожусь.

— Блядь. — Я едва не выпрыгиваю из штанов. Пытаюсь убрать телефон и выглядеть занятым, но безрезультатно.

— Скажи ей, что она забыла свои трусики на террасе вчера вечером, пока трахала тебе мозги.

Он уходит, прежде чем я понимаю, о чем он говорил.

Что…?

Вот дерьмо! Я выскакиваю в открытую дверь и иду к месту на террасе, где мы оставили одежду, пытаясь вспомнить, оставляла ли Мэгс что-нибудь здесь. Я знаю, что она раздевала меня, но я нашел все, что она сняла. Я надел все. Разделась ли она? Нет, я не снимал с нее одежду. Он блефует.

Я обхожу здание, пытаясь найти Спенсера, уперев руки в бока, в поисках разбросанных вещей на террасе.

Дерьмо, мать вашу, дрянь!

Несколько парней расходятся, посмеиваясь, когда я подхожу ближе. Спенсер не двигается. Я вижу, на что он смотрит. О, черт! Это шарф, которым она завязывала мне глаза! Она не развязала его. Она просто сняла его и бросила здесь. Совершенно ясно, как он использовался. Это круг размером с голову. Завязанный узлом. Убейте меня.

— Это прекрасная, прекрасная вещь.

— Что? — Я хмурюсь, глядя на него и попутно удивляясь, что же в этом прекрасного.

— Ты вышел из-под контроля, — говорит он, не отрывая глаз от куска ткани, который завладел его вниманием.

— Я что? — Огрызаюсь я, что играет ему на руку.

— Ты становишься нетипично небрежным, Уильям. Ты сам на себя не похож. Ты уходишь рано, приходишь поздно, занимаешься грязной работой в своей любимой одежде, что, кстати, вероятно, должно убивать тебя, а теперь это. — Его рука возвращает мое внимание к оскорбительному предмету. — Это просто красиво, вот и все. Спасибо.

Я наклоняюсь и хватаю шарф, для того чтобы Мэгс не пришлось краснеть. Для меня уже слишком поздно.

Разглядывая его, я нахожу способ противостоять ему. Я знаю, для чего мы его использовали, но он-то этого не знает. Мэгс могла стянуть им волосы, это все, что он знает. Поэтому я прихожу в себя и смеюсь, немного нервознее, чем хотелось бы.

— Это же шарф, ты кретин.

Он долго смотрит на него, и медленная улыбка говорит мне, что попытка не удалась.

— Действительно, — он кивает. — Действительно. Но… — Он кладет одну из своих лап мне на плечо и сжимает с усилием где-то между неуместной привязанностью и вулканической хваткой смерти и