– Нет! – рявкнула Лора, но отец удержал ее, снова сжимая плечо.

– Прости ее, у нее горячий нрав, – сумел выдавить отец. – Твое предложение… великодушно. Однако Мелора уже начала обучение у Ахиллидов.

– Зачем? – удивился Аристос. – Зачем суетиться, если все это время ты знал, что ей предназначено только одно будущее?

– Я так не думаю, – сказал отец. – Она моя наследница…

– Вовсе нет, – возразил Кадму. – Сколько у тебя дочерей, Персеус? И ни одного сына. Некому передать твое имя. Она не получит лучшего предложения, чем служить архонту Кадмидов. Ты знаешь, что это правда. Будь мудрым, Демос. У тебя есть еще пара сучек, которых можно пристроить в другие дома, – бросил Аристос. – Избавься от одной пиявки, сразу станет легче дышать. Я щедро заплачу за нее.

Лору обуяла ярость. Она даже не сразу поняла, что это глухое рычание издает она сама.

К ее удивлению, отец рассмеялся.

– Неужели ты считаешь меня таким дураком? – сказал он. – Будто я не знаю истинной причины, почему ты хочешь получить мою дочь?

В комнате снова воцарилась тишина. Аристос Кадму наклонился вперед, уперев локти в колени и с вызовом выгибая бровь.

– Конечно, это терзает тебя, как терзало твоего отца, а раньше – его отца, – продолжил Демос. – Иметь в своем распоряжении такое наследство и знать, что это всего лишь украшение… Насколько тяжела эта роскошная ноша? Сможешь ли ты поднять ее без посторонней помощи, как это сделала бы любая из моих сучек-дочерей?

Глаза архонта вспыхнули, лицо потемнело.

– И как будешь терзаться ты сам, когда узнаешь, что утраченное твоей семьей наследство лежит у тебя под ногами, всего одним этажом ниже, – парировал Аристос. – Ожидая. Ожидая. Ожидая, когда ты попытаешься забрать его.

Глаза Лоры заволокло красным, жар усилился. Они говорили об Эгиде, щите Зевса, который всегда находился в руках у Афины. Наследство, оставленное Зевсом именно ее роду в самом начале Агона и украденное у них Кадмидами. Щит находился здесь.

– Он зовет тебя? – поинтересовался Аристос. – Ты слышишь это, даже сейчас? Или ты слышишь вопли своих предков, которых перерезали как свиней?

– Я слышу только отчаяние в твоем голосе, – спокойно сказал отец. – Но мои дочери никогда не подарят тебе ребенка, который сможет владеть им.

Лицо архонта исчезло в тени, когда он поднялся во весь рост.

– Мне не нужно смешивать твою низкую кровь с моей, чтобы воспользоваться этим наследством.

– Оно никогда не будет отдано добровольно, – отрезал отец. – Если нам суждено умереть, Эгида исчезнет вместе с нами. Как же тебе не повезло – из всех семей Персеидов выжила самая упрямая.

Аристос медленно спустился с помоста. На его предплечьях были вытатуированы узоры, имитирующие змеиную кожу, толстые вены вздулись, когда архонт сложил руки на груди.

– Это правда? Скажи, девочка, чего ты желаешь?

Лора взглянула на отца и сделала то же, что и он: устремила взгляд прямо перед собой, отказываясь смотреть на архонта.

– Не могу даже представить, в каком убожестве вы прозябаете. Разве тебе не хотелось бы жить в самой могущественной семье, иметь золото, драгоценности и шелка? – спросил Аристос.

Отец велел ей ничего не говорить. И Лора знала, что не должна открывать рот, даже сейчас, но ничего не могла с собой поделать. Гордость вспыхнула в ее сердце.

– Я буду леайной, – заявила Лора. – Мое имя станет легендой.

Хохот Кадмидов раздавался со всех сторон, но ухмылка Аристоса Кадму почему-то задевала больнее всего. Ее кожа пылала от унижения. Рука отца оставалась на ее плече, но девочка больше не чувствовала ее тяжести. Она больше не чувствовала ничего, кроме стука собственного сердца.

– Ты – леайна? У меня их много, как видишь. И все они храбрее, быстрее, сильнее тебя…

Лора издала вопль, давно рвущийся наружу, и с размаху шарахнула бутылкой о каменную колонну. Вино кровью залило пол, наполняя воздух тошнотворной сладостью, когда Лора бросилась к одной из юных «львиц», сжимая в руке горлышко разбитой бутылки как кинжал. Глаза девушки с подведенными веками широко распахнулись, но Лора была быстрее, она была сильнее…

Отцовская рука сомкнулась на ее запястье, отдергивая назад, прежде чем Лора успела воткнуть «розочку» в горло девушки. Мгновение Лора не видела ничего, кроме выражения ужаса на его лице. Ее грудь тяжело вздымалась, и она не понимала, почему ей так хочется плакать.

Отец оттащил дочь подальше от «львиц» и подоспевших Кадмидов. Впервые в жизни Лора услышала в голосе отца настоящий страх.

– Пожалуйста, – начал он, – она всего лишь ребенок, еще не знает своего характера и не хотела оскорбить тебя как хозяина. Если кто-то должен понести наказание, я приму его, ведь это мне не удалось воспитать в ней сдержанность.

Кадмиды подступили ближе, стягивая вокруг них кольцо. Кто-то схватил Лору за косу и сильно дернул. Она прижалась лицом к отцу, вцепилась в его рубашку, когда получила удар по спине. Отец оттолкнул нападавших, но хлыст ударил по его предплечью, которое мгновенно обагрилось кровью.

– Остановитесь, – прошептала девочка. – Прекратите…

Последовала еще одна команда, призывая всех замолчать. Замереть.

– Уйдите.

Кадмиды повиновались беспрекословно, как это следовало бы сделать и Лоре. Исполненные гордости за своего вождя, они покидали ресторан, где Лора опозорила своего отца. Она знала законы ксении[50], говорящие о том, как должен вести себя гость. Она нарушила священные правила.

Когда ушел последний из охотников, Аристос Кадму принялся кружить вокруг них. Его шаги были медленными и тяжелыми, руки сцеплены за спиной.

– Я приношу извинения за свою дочь, – проговорил отец. – Я искуплю вину и сделаю все, что ты сочтешь нужным.

– Я желаю только одного, – ответил Аристос Кадму. – Мне повезло, что я умею возбуждать огонь в своих женщинах, – он наклонился ближе, – и тушить его.

Архонт сунул конверт в карман рубашки отца Лоры.

– Это мое предложение за девчонку. Пришли мне свое решение до конца Агона.

Отец коротко кивнул, крепко стискивая руку дочери. Он почти тащил ее за собой к двери. Лора не рискнула оглянуться, даже когда архонт произнес им вслед:

– Это ее будущее. В нашем мире ей больше ничего не светит. Я об этом позабочусь.

Несколько его охотников все еще ждали на улице, и когда Лора с отцом проходили мимо, проводили их шипением и плевками. От унижения ее сердце ныло, и вся она сжалась в комок, но это было ничто по сравнению с тем, что она опозорила отца.

«Мне никогда не добиться клеоса, – думала Лора. У нее перехватило горло, защипало в глазах. – Я никогда никем не стану».