А вот что сделал с деньгами? Хотя это и не такая уж крупная сумма. А мог быть и просто посредником, взял монету лишь для того, чтобы продать кому-нибудь из знакомых нумизматов, тогда и проблемы нет. Да и чего это я вдруг занялась тем, что не имеет ко мне никакого отношения? Купил ли он брактеат или взял его, чтобы продать и получить комиссионные, а на вырученные деньги купить то, что интересовало лично его, — какое мне до этого дело? Спасибо эксперту, теперь мне многое стало понятно.

— А полиция пана ещё не беспокоила? — поинтересовалась я.

— Пока нет. Да и что я мог бы им сказать?

Ведь знаю о болеславецкой краже лишь со слов своих друзей и знакомых, а если и продаю монету по просьбе клиента, то она должна быть у клиента, а не у меня, он же волен её перепродать. Им не стоит на меня тратить время. Так я считаю.

Я была прямо противоположного мнения.

Тот Пан был истинной копилкой сведений о нумизматах. И тут вспомнила, что о нем полиция практически ничего от меня не узнала. Я лишь мимоходом упомянула о нем как-то в беседе с главным комиссаром, и все. До сих пор я и сама не знала ни его имени, ни фамилии. И слава богу, анонимным он может принести больше пользы следствию. В моей передаче, разумеется.

— О чем вы говорили? — подозрительно поинтересовалась Гражинка.

— Об одной из боковых ветвей следствия, о нумизматической афёре, — беззаботно ответила я, прежде чем сообразила, с кем говорю.

Пришлось уж докончить:

— Нашёлся потерявшийся было брактеат Яксы из Копаницы, тот самый, который то появляется, то исчезает. А он должен был находиться в коллекции покойника.

Поперхнувшись, Гражинка пролила свой кофе на себя и на компьютерную распечатку.

— Теперь.., когда Патрик… — задыхаясь, еле выговорила она и окаменела, вся мокрая и очень несчастная.

О, холера. До меня дошло, о чем она думает.

Наверняка так: Патрик привёз украденный раритет, продал его и тем самым доказал, что преступление совершил из самых низменных побуждений, то есть сам исключил возможность воспользоваться смягчающими вину обстоятельствами. Конечно, продажи одной монеты ещё мало, чтобы делать такие далеко идущие выводы, но для Гражинки и этого достаточно.

Того, что натворил вор и убийца, вполне хватит, чтобы вызвать в преданной и верной Гражинке решение остаться при нем на всю жизнь, не покидать в несчастьи. Если Патрик действительно так поступил, то он выбрал самый верный путь заставить любимую девушку наконец решиться выйти за него замуж. Она такая. Что я, Гражинку не знаю? Ещё начнёт того и гляди обвинять себя: это она виновата, нельзя было столько времени водить парня за нос, оставлять в неизвестности. Он, может, и на преступление решился из-за несчастной любви: это она, Гражина, то обнадёживала его, то снова говорила «нет». Она, одна она виновата, значит, теперь и должна всю жизнь расплачиваться за содеянное.

— Это я, — сдавленным голосом произнесла Гражинка, подтверждая мои самые худшие предположения. — Это из-за меня…

Хоть я и сочувствовала несчастной, но не выдержала и накричала на неё.

— Нечего строить из себя пуп земли, все из-за неё, видите ли. Ты бы себе ещё арабских террористов приписала! Такая важная особа, вокруг неё весь мир вертится! Да ведь ты и сама замечала в Патрике склонности к неблаговидным поступкам, с тобой или без тебя, он бы все равно тётю прикончил. С твоих слов знаю: он считал, что дядюшка с тётушкой много злого сделали его мамуле, — может, хотел отомстить. Жажда мести из года в год нарастала в нем, дядюшку не успел, так хоть тётушку пришиб.

— Если бы он при этом ещё не крал…

— Тогда бы ты его простила, так ведь? Да вытри же кофе, а то страницы совсем слипнутся.

Только сейчас увидев, что натворила, девушка вскочила и принялась наводить порядок, пытаясь при этом извиниться передо мной и заверить, что страницы не слипнутся, ведь мы пили кофе без сахара. А она сейчас принесёт из кухни салфетки…

— И первым делом одежду вытри, с тебя ведь течёт. Нет, за пол не бойся, ему ничего не сделается.

Простое наведение порядка иногда очень помогает душевно успокоиться. Во всяком случае, так получилось с Гражиной. Я тем временем сварила новый кофе. Разложив по всей комнате мокрые листы бумаги сохнуть, мы вновь принялись за кофе.

Звонок Того Пана нарушил моё рабочее настроение. Якса само по себе, а вот болгарский блочек-105 оставался для меня недоступен, словно его и не было. Наследник Патрик куда-то запропастился, похоже насовсем, и тогда все имущество Фялковских переходило в пользу государства за неимением других родственников. А что государству делать с такими марками?

Будь это большая интересная коллекция, её, наверное, приобрёл бы какой-нибудь музей или устроили бы продажу с аукциона, а так… Интересно, где будет храниться эта несчастная коллекция? Наверное, в министерстве финансов имеется соответствующее помещение, куда и прячут на вечное хранение бесхозные ножи, вилки, марки… Не выбрасывают же на свалку? Впрочем, вряд ли. Тогда никаких помещений не хватило бы, и само государство, владелец таких ничейных вещей, превратилось бы в одно гигантское складское помещение. Наверняка все же кое-что распродаётся, но как?

И я стала размышлять, какой бы совершить государственный проступок, пусть даже преступление, лишь бы заполучить желанный блочек. Вот бы удалось его незаметно заменить на болгарский же блочек-106!

Не обращая внимания на Гражинку, уже минут пять пытавшуюся склонить меня к какой-то, по её мнению, необходимой запятой, я сорвалась с места и, опять уронив страницы корректуры, бросилась к книжной полке. Достала марочный каталог и отыскала в нем болгарские блочки. На блоке-105 были птицы, на 106 — голубь мира, стилизованный, но это неважно, и там и здесь орнитология. 106 был у меня в отличном состоянии. А что, если взять его и поехать в Болеславец? Там упросить полицейских дать мне ещё разок полюбоваться на блок-105 и незаметно подменить марки? А даже если и заметят, какая им разница? Марки блока-106 выпущены по случаю конференции на тему безопасности и сотрудничества в Европе, но ведь покойный Хеня не составлял тематической коллекции, он не собирал марок, посвящённых только защите окружающей среды или, скажем, «Птицы», цена одинаковая, номинал тот же.

И полиции, и тому же государству какая разница? Я ни разу не встречала у них ни одного филателиста…

— Пожалуй, так и сделаю, — вслух произнесла я. — Так и быть, вытерплю кошмарную вроцлавскую автостраду, машина разлетится на куски, ну и пусть! Легче раздолбить машину, чем потерять этот холерный блочек…

— Ничего не понимаю! — забеспокоилась Гражинка. — Я знала, так просто ты не согласишься, тебе поставить лишнюю запятую труднее, чем поле вспахать, но не до такой же степени! И при чем здесь вроцлавская автострада?

Теперь я не поняла, зачем мне поле пахать.

— Ты о чем?

— О запятой, конечно.