Действительно, теперь на лошадь были увязаны только сумы с оставшейся едой, которой и так много не сохранилось.

Гёндуль прицепила к одной суме обломки своего красивого щита, меч сунула эфесом вверх в правый мешок и удивительно легко вскочила на спину коньку. Монах, тяжело вздохнув, подумал о том, что теперь не только его лошадке придётся потаскать на спине тяжестей.

— Ну, теперь можно отправляться, и да помогут нам в пути боги! — Видгнир взял поводья, но всплеск пламени заставил его оглянуться. Костёр Одина, выбросив вверх облако белых искр, словно попрощался с людьми и начал угасать. Последний язычок огня полыхнул в воздухе, когда замыкавший маленький отряд конь Торина уже выступил за пределы чёрного пятна гари, окружавшего исполинский валун.

Первое время ехали молча, и только Гунтер, по своему обыкновению, насвистывал что-то очень грозное и воинственное. Если все происшествия последних суток и подействовали как-то на него, то германец не желал подавать виду, оставаясь по-прежнему вызывающе невозмутимым. Даже Гёндуль, чье жизнелюбие вчера вечером хлестало через край, сейчас походила на грозовую тучу в золочёном шлеме. Гудмунд смотрел на спутников с невыразимым почтением и боязнью. «Да, досталось нынче парню, — понимающе кивал головой отец Целестин, стараясь покрепче держаться за поводья. — Удивительно, как этот провинциал исландский не рехнулся умом от всего увиденного. Даром что старший сын конунга…»

Лошадки трусили по снегу своим излюбленным аллюром — не то шагом, не то рысью, и скоро далеко слева, на севере, появились чёрные линии скал на краю Скага-фьорда. Некоторое время Гудмунд искал подходящий брод через вчерашнюю речку — тот, через который переходили поток раньше, успели проехать, а возвращаться не хотелось. Только когда лошади осторожно прошли через неглубокую, но очень быструю и холодную воду, Гёндуль решилась заговорить с Торином:

— Вот что я хочу тебе сказать, конунг… Ой! — Конёк резво перескочил через довольно глубокую яму, и валькирия едва удержалась в седле. — Тьфу, если на четырёх ногах такая тряска, то как же на Слейпнире-то ездить? А, так вот, слушай сюда, Торин. Слух о вашем походе уже по всему Мидгарду прошёл и, похоже, коснулся не только ушей Асов и добрых богов. Иначе что ётунам от вас бы понадобилось? Я с Тором потом парой слов перемолвилась, и решили мы, что не хотели они вашей смерти.

— Как так? — не понял Торин. — А тогда чего же? Зачем великаны на нас накинулись?

— Вот и про то же! — кивнула валькирия. — Сам посуди, какой смысл нападать на пяток смертных такими силами? Отчего их столько пришло? И заметь, вход в Ётунхейм далеко от места, где мы стоянкой встали. Да захоти они нашей смерти, ни от кого бы и косточек с угольками не осталось ещё в самом начале. Опять же — жидким огнём ётуны только меня пронять хотели и никого больше. И вот ещё что…

Гёндуль запнулась, будто раздумывая, говорить дальше или нет, но тут вмешался Видгнир:

— Говори, воительница. Нам надо всё знать. Догадываюсь, ётуны нас, верно, схватить хотели?

— Похоже на то. Тор сказал, у некоторых бичи с собой были. Такими плетями, если умеешь, кого хочешь связать можно, а ётуны — великие искусники в том деле. В древности огненных великанов «Пламенными Кнутами» ещё именовали. Это когда они ещё Потерявшему Имя служили. Ну а ещё скажу, что, когда мы с Локи над морем сюда, в Исландию, к Одину летели, привиделась нам Ночная Всадница на крылатом волке.

— Ночная Всадница? — прищурился отец Целестин. — Это ещё кто?

— Этим именем боги называют ведьм, которые ездят на волках, — нетерпеливо пояснил Видгнир. — Что, уж и в сагах никогда такого названия не встречал? А ещё письменник!

— Извини, вспомнил. Ты продолжай, Гёндуль. — Монах с обидой глянул на Видгнира: молод, мол, ещё, чтобы замечания такие делать. Вот кто-кто, а монах-бенедиктинец разбирается в сагах и легендах получше твоего. Недаром девятый год среди норманнов живёт.

— Дело в том, что у богов и валькирий на ведьм чутьё, — рассказывала Гёндуль. — И Локи и я приняли обличье лебедей, когда он, из Междумирья возвращаясь, меня случайно встретил. Ну по старой дружбе вдвоём к Одину и отправились, прежде у Тора в Бильскирнире передохнув. А, считай, когда до берегов Исландии и десятка лиг не осталось, Локи тень приметил в облаках и сразу понял, что ведьма это. На запад летела. Мы за ней. Потом как на безоблачное место вышли, оказалось, что старуха на таком чудище восседает, что душа в пятки уйдёт, если увидишь. Волчище чёрный, и с крыльями, как у летучей мыши. Я таких в жизни не видывала. Попробовали мы догнать — не вышло, ведьма снова в облака скрылась, там мы её и потеряли. Вот теперь думаю, что ей на западе надо было? Да ещё и Локи заметил, что такие чёрные крылатые волки — Гармова семени твари — только в Междумирье встречаются. Видел он там таких. Тебя, конунг, это ни на какие мысли не наводит?

Торин промолчал. И вот тогда Гунтер вставил своё слово. Германец, как обычно, слушал внимательно, но до времени в разговор не встревал.

— На какие мысли? Тут ясно, что охота за нами началась. Ведьма та небось великанов упредить послана была.

Гунтер снова что-то засвистел через выбитый зуб. Он выразил чётко и ясно возникшее у всех подозрение. Да, так и получается. Етуны, ведьма, рассказ Одина о том, что Чёрному Дракону наследник Элиндинга живым нужен… Всё сходится.

— Что ж ты раньше про ведьму-то молчала? — пробурчал Торин. — Отчего Одину не сообщила? Он же должен знать.

— Да знай я, что ночью будет… — хмыкнула Гёндуль. — Вроде чем-то и польза. Беду от Скага-фьорда отвели. Ты подумай, что великаны в посёлке бы устроили, по ваши души заявившись?

Гудмунд побледнел:

— А они… Они теперь ведь опять придут?

— Может, и придут, — сказала Гёндуль. — Только им не вы нужны, а конунг Торин или Видгнир.

Торин сжал кулаки и разразился отчаянной бранью, выложив в самых цветистых выражениях все свои мысли об огненных великанах, ведьмах, Нидхёгге и прочем, с ними связанном. Отведя душу, он сердито уставился на Видгнира:

— Сегодня же в море выйдем. Пусть вечером, ночью, только побыстрее. Хёгни и его род не виноваты в том, что на нас такое проклятие лежит. А ну ходу!

Он ударил пятками в бока лошади и быстро поскакал вперёд. Гудмунд и остальные тоже пустили коней в галоп, понимая, что «Звезде Запада» необходимо уйти в море ещё до темноты. Только когда отряд спустился на берег фьорда и от посёлка его отделяла лишь одна скала, Гёндуль остановила скакуна:

— Мальчики, постойте-ка!

Торин развернул коня, а следом за ним и остальные тоже натянули поводья. Валькирия спрыгнула на прибрежную гальку.

— Вот что. Я вас тут покину… Ненадолго. Не нужно, чтоб меня ещё кто-нибудь видел. К Одину сейчас отправлюсь, расскажу всё, что знаю.

Она подошла к лошади Гунтера и протянула германцу руку:

— А ну нагнись, паршивец! — Обняв его за шею и пылко облобызав, Гёндуль церемонно попрощалась с Торином, чмокнула в щёку Видгнира и слегка оторопевшего Гудмунда, раскланялась с монахом, вознёсшим всем святым благодарственную молитву за то, что восхитительная валькирия не полезла и к нему со своими поцелуями.