Слуги уже вышли наверх, дочка женщины тоже, фактически мы с ней остались вдвоём. Баронесса застывает на мгновение, оборачивается ко мне, затем зло произносит:

– Я вижу, вам понравился бесстыдный наряд комиссара?

– Бесстыдный? Вполне приличный наряд. Женщины моей страны зимой одеваются точно так же.

Неожиданный ответ смущает баронессу. Она опускает голову:

– Извините. Я не подумала.

Машу рукой. Так тебе и надо. Не лезь в чужой монастырь со своим уставом.

Последнее дело. Открываю дверь, ведущую во второе отделение подвала. Туда, где расположена камера, в которой находится госпожа комиссарша. Заглядываю в глазок двери. Та лежит в той же позе, что я её и оставил, но дыхание ровное, грудь мерно вздымается. Значит, действие нейротоксина уже прошло, и она просто спит. И хорошо. Снова закрываю отделение и поднимаюсь в зал. Сола уже несёт поднос с хлебом и тонко порезанной ветчиной в тарелочке. Пахнет кофе. Быстро перекусываю и ухожу наверх, в свою спальню. Спать. Спать. Спать…

Просыпаюсь от заполошной стрельбы за окном. Поскольку дрыхнул я не раздеваясь, просто скинув берцы, через мгновение уже лечу на чердак. Створки амбразуры послушно расходятся, и я вижу… М-да. Невесть откуда взявшиеся баррикады на подходах к площади, озаряющиеся огоньками выстрелов. А с другой стороны, как я понимаю, нападающие. Фронтовики. Это видно сразу по их поведению и манере боя. Быстрые перебежки, чёткие движения, выстрелы, попадающие без промаха в цель. То один, то другой защитник баррикад вскидывает руки, опрокидываясь навзничь либо застывая неподвижно. Засекаю расчёт полевой пушки. Бойцы быстро, прикрываясь щитом, перекатывают оружие на позицию, и почти мгновенно закрывается затвор. Наводчик скупыми, экономными движениями прицеливается. Выстрел! Ствол откатывается назад, блеснув на мгновение тусклым накатником, густо смазанным маслом, и над баррикадой вспухает облако разрыва. Вверх летят обломки, куски тел. До меня сквозь звон в ушах от выстрела доносится дикий вой. Не успел я ещё толком рассмотреть последствия попадания, как тут же рядом разрывается второй снаряд. Бабах! Есть! Молодцы, ребята! Метко!

Но что это там за шевеление в глубине улицы? Броневики! Угловатая машина медленно ползёт по засыпанной снегом улице, и, когда она начинает буксовать на литых колёсах, её подталкивают люди. Вот она уже почти на линии баррикады, шевелит башней, готовясь открыть огонь, но тут в тупую морду влипает снаряд. Браво! Прямое попадание! Мощный взрыв, дым, во все стороны летят обломки. Когда чуть проясняется, вижу разбросанные повсюду тела, алые лужи, бесформенные куски металла и чадно горящее шасси. Огонь жадно лижет каучук покрышек. Чья-то мёртвая тушка торчит наполовину из огня, но ей уже всё равно.

Между тем солдаты устремляются вперёд – дорога проломлена, и они не собираются отдыхать или задерживаться. Чёрт, но до чего же красиво! Впрочем, после стольких лет на фронте выжили лишь самые-самые… Несколько минут – и на месте остаются лишь разбросанные тела да догорающие останки бронемашины. Тёмные силуэты бойцов уже далеко впереди. До меня доносится треск пулемётных очередей, впрочем почти мгновенно замолкающих после очередного выстрела из пушки. Фронтовики действуют на редкость умело и грамотно, подавляя очаги сопротивления полевой артиллерией и обходя крупные отряды с флангов. Всё верно – они стремятся уничтожить руководство, заседающее сейчас во дворце. Отруби голову, что тогда сможет сделать тело?

– Ваша светлость!

Как же не вовремя! Что ещё нужно Горну? Открываю двери наблюдательного пункта. Впрочем, он не является тайной для доверенного слуги.

– Что?

– Дамы интересуются, не надо ли им спуститься снова в подвал?

– Нет. Пусть не переживают. – Бросаю взгляд на часы. – Думаю, минут через тридцать начнут штурмовать дворец.

На лице Горна появляется слабая улыбка. Он кивает и собирается уходить, но я задерживаю его.

– Как там настроение?

Он понимает, о чём я.

– Беспокоятся. И боятся.

– Ничего страшного. Думаю, скоро всё успокоится.

Мажордом уходит, а я вновь прилипаю к окулярам. Всё верно. Судя по звукам и столбам дыма, бой уже идёт возле дворца. Лихо работают ребята. Ой лихо! Ну, больше ничего интересного не будет. Пока. Так что можно спуститься и поужинать. Ну и женщин успокоить. И… отнести Хьяме поесть.

Внизу меня встречают с встревожным выражением на лицах.

– Что там творится, эрц? Окна закрыты наглухо, и мы ничего не знаем…

Делаю останавливающий жест, и Аора умолкает. Юница смотрит на меня тоже… вопросительно.

– Фронтовые части уже штурмуют дворец, где заседал Совет. Так что, думаю, скоро всё закончится. Уже очень скоро, баронесса.

Её лицо озаряется слабой улыбкой, и она несмело произносит:

– Значит, скоро восстановят порядок и мы сможем вернуться на родину?

Жаль её расстраивать, но придётся.

– Думаю, порядок в Русии наведут не так скоро. Страна велика, а солдат не так много. К тому же остаётся много открытых вопросов, например, что будет решено с войной. Кто станет у руля власти. Да мало ли? К тому же… – После короткой паузы продолжаю: – Я не уверен, что корни переворота выкорчеваны. Наверняка остались те, кому не по нраву прежняя власть…

Аора вздыхает, ласково прижимая к себе дочь.

– Вы правы, эрц… Но как бы я хотела оказаться в безопасности, дома…

– Вам ничего не грозит, пока вы здесь. Могу вам это гарантировать. Так что остаётся только подождать, пока вокруг немного не успокоится и не определится с дальнейшей судьбой Империи.

Женщина кивает, а я захожу на кухню – там дым столбом, образно говоря. Обе мои служанки готовят ужин, один из ребят подкидывает дрова в топку, второй что-то шьёт. Что интересно, все портные в Русии – мужчины. Не знаю, с чем это связано, но вот так. Дело женщины – кухня, муж, ну и дети, естественно. А вот шитьё, медицина и прочее – чисто мужские занятия. Так что различия есть…

– Сола, после ужина сделаешь с десяток бутербродов. Я отнесу их госпоже комиссарше.

– Она ещё здесь?! – На лице поварихи неподдельный ужас.

– Да. Внизу. Заперта в подвале.

– Ваша светлость! Но она же…

– Она связана и на цепи. Так что не волнуйтесь. Потом я передам её законным властям. А пока… – Обвожу всех грозным взглядом, от которого слуги даже становятся меньше. – Помалкивайте. Ясно?

– Да, ваша светлость! – чуть ли не хором отвечают мне.

Вот и ладно. Портной, бросив на меня опасливый взгляд, собирает своё шитьё и бочком-бочком исчезает из кухни.

– Золка, куда это он?

Девушка нехотя отвечает:

– У нас и так по хозяйству куча дел, ваша светлость, а госпожа баронесса отдала ему перешивать своё платье…