Я преодолела в себе желание снова начать ругаться. Поэтому медленно вдохнула, выдохнула и лишь затем поделилась своими соображениями.

– Для начала – Слэйрус создал три ларца, но никогда не открывал их сам. К тому же мне кажется, Слэйто уверен, что открыть килиаз должна я. Поэтому его главной задачей было проводить меня к ларцу живой и невредимой. Король-медведь охотится на меня во снах. – Я вскинула ладонь, предупреждая вопросы. – Это долгая история, но суть в том, что выследить меня, пока я одна, он не может. Слэйто хоть и притягивал короля, как магнит, но каждый раз был в силах отразить его напор. Полагаю, рана, полученная у перевала, темница и несостоявшееся повешение сильно подкосили его здоровье. И Слэйто понял, что не сможет защитить меня во сне, хотя продолжит невольно раз за разом приводить короля в мои кошмары.

– Или, – с усмешкой добавил Атос, – ты просто придумала эту отговорку, чтобы хоть как-то объяснить себе его бегство.

Его прервала Секира:

– Это не шутки, Атос. В мои сны король также пытался проникнуть. Я совсем забыла об этом, но на севере у меня был страшный сон о золотом смерче.

– Как же ты спаслась? – воскликнула я.

– Молитвой. Обратилась к Кац-Хуцаа, и он откликнулся на мой зов. Я не видела бога, но слышала звон, будто от маленьких колокольчиков или мелочи в кармане. Этот звук спугнул золотой смерч. Больше кошмары меня не посещали.

– В сказкэ из рукописи говорилось, что имэнно Врэмя наказало проклятый народ. Если это и есть твой бог, Сэкира, то нэудивитэльно, что король так его боится.

– Почему же он не приходил ко мне? – спросил Атос. Его вопрос прозвучал почти с обидой.

– Я связывала мои кошмары со взрывом, но… – я замешкалась. – Но Секира не облучена, за ней нет магического следа. Так что, возможно, воспользуюсь словами одного сильно непопулярного здесь господина, – я метнула многозначительный взгляд на Атоса, – «иногда страшные и ужасные вещи совершенно не связаны между собой».

– И все жэ взрыв повлиял на проклятый народ. Они как будто заторопились. Перэстали прятаться, как те, о ком ты рассказывала: дрэвние-мы, мамочка… – Сказав это, Извель растерянно огляделась, будто ожидая нападения монстров из-за ближайшей сосны. – Уже два года назад у нас не оставалось врэмени. А сейчас мы и вовсе каждой сэкундой дэлаем уступку врагу. Надо спэшить.

Секира поднялась и отбросила волосы с лица знакомым жестом. Так я убирала непослушные кудри до тех пор, пока не повязала на голову заокраинский фаранк. Мысль о нашей схожести в глазах Атоса заставила меня улыбнуться. Секира сказала:

– Мы не можем бросить столицу, Крианну и короля Роуэна. Посреди Королевства растет чудовищная стройка, а мы просто пойдем на север? Кто же их предупредит?

Тишина опустилась на наш небольшой лагерь. Где-то в отдалении завела трель незнакомая птица. Она жалобно выводила две ноты, которые для моего измученного ночной гонкой разума складывались в «Беееее-гии, бееее-ги».

– Монстры захватили Кармак – вряд ли они станут и дальше изображать строителей у Врат Ремира. Думаю, очень скоро король и без нас узнает, что там творится. – Я поднялась. Меня слегка качнуло, но я быстро поймала равновесие и покачала головой, заметив на себе встревоженный взгляд Атоса. – А нам пора в путь. Если, конечно, все намерены сопровождать меня к Медвежьему острогу. Думаю, король-медведь уже начал догадываться, куда мы идем, и впереди нас ждет не один сюрприз. Поэтому если кто-то захочет уйти…

Атос разъяренно хмыкнул и прервал меня:

– Прекрати, Лис, подобными вопросами ты унижаешь каждого из нас. В этом проклятом мире у нас только и осталось, что дружба. Будь добра, не пачкай ее домыслами о трусости тех, кто здесь собрался.

Чай выплеснули в угли, и те затрещали. Впереди нас ждал новый день и новый рывок к последнему ларцу, в котором для меня была сосредоточена судьба всего Королевства.

* * *

Почему я ничего не рассказала своим друзьям о записях, которые получала от Мастоса? Секира первой заговорила о кошачьей почте. Мои послания, скорее всего, находили меня так же, но с помощью людей попадали в руки уже снятыми с шей котов. Не было смысла скрывать сам факт общения с Мастосом, но вот содержание писем…

У меня не было ответа. С одной стороны, я не хотела бередить их раны и тревожить сердца: рассказы касались худших и страшнейших периодов жизни тех, кто шел рядом со мной. С другой стороны, то, что я так долго молчала, превращало меня в человека, подглядывающего за чем-то непристойным в замочную скважину. Раскрыться сейчас означало бы объяснения, почему я не сделала этого раньше. Ну и, наконец, меня преследовало ощущение, что рассказы Мастоса предназначались только мне, – почему-то лишь я одна должна была листать эти мрачные страницы.

Поэтому я договорилась с собственной совестью и спокойно продолжила путешествие. Лес начал редеть, а затем его темная чаща и вовсе осталась по правую руку. Мы двигались на северо-запад, куда ни разу не забредал мой ратаран. И если на восточном севере до Львиной чащобы и леса Лисьего чертога простиралась вытоптанная степь, то здесь сосновый бор сменили заросшие поля. Никем не возделываемые океаны колышущейся травы. Последняя наша выжившая лошадь, казалось, с ума сошла от такого щедрого подарка неба: она щипала сочную траву то здесь, то там. И даже строгий Атос, поднаторевший в обращении с животными, не мог заставить кобылку перестать метаться. Мы так бы и мучились, если бы Секира не предложила:

– Поклажи не так много, а ехать на лошади все вместе мы все равно не сможем. Давайте развьючим ее, а припасы разделим между собой.

– И просто оставим ее здэсь? – ужаснулась Извель. – Ее жэ раздэрут на части дикийе звэри.

– Возможно, это лучше того, что может ждать ее впереди, – риторически заметила Секира. Спорить не стали. Когда весь оставшийся провиант разделили и нужда отвлекаться на увлеченную травой лошадь отпала, идти стало намного легче. Ратаранская кобылка радостно заржала где-то далеко за спиной, будто попрощалась, и исчезла в травяных озерах севера навсегда.

Из нас четверых Секира, безусловно, была самой бодрой. В то время как мы, прихрамывая и сцепив зубы, едва тащились, она рассекала травяные угодья, как крепкая лодка разрезает волны на непокорной реке. Может быть, Секира и сомневалась в том, кто же она – тиллька или жительница Королевства, – но я, глядя на ее прямую спину, темные кудри и резкий, почти чеканный шаг, точно знала ответ.

Она не навязывала беседу, но с легкостью отвечала, когда я о чем-нибудь спрашивала. С Атосом и Извель она тоже не секретничала. Складывалось ощущение, что северные поля и прогулка по ним доставляли этой женщине неизъяснимое удовольствие.

– Ты сама вышивала свою рубашку? – спросила я.

Она провела пальцами по вышивке и грубовато рассмеялась.

– Да. Наследие моей юности. Пальцы стали менее ловкими с иглой, нежели с оружием. Но это хороший способ расслабиться после битвы или скоротать вечер у костра. А ты, Лис, никогда не занималась рукоделием?