Готовность к любви, заложенная природой, достигала высшей точки; казалось, что сердце было готово взорваться любовью, как набухшая почка, выстреливающая зеленый лист. Непонятное томление кружило голову — и пробуждались чувства, рвущиеся из тебя, как желтый крап мать-и-мачехи, зацветшей на пригревшемся пригорке, готовые выплеснуться на подходящий объект. И это непреодолимо, пока не утихнет весенняя лихорадка, охватывающая все живое. Словно вместе с цветочной пыльцой и пряными ароматами над землей, приносящими весеннюю аллергию глаз, покрасневших от бессонницы и пылящих деревьев, повисает облако любовных страстей. Но секунды хватает, чтобы понять: текущие мимо ручейки угрюмых и озабоченных людей, несущих в себе осколки льдин и колючие взгляды, о которые так легко пораниться, совсем не то место, где можно встретить ее. И так остро воспринимается чужое счастье, случайно подсмотренное порою в пестрой толпе, что сердце сжимается в комок, пульсирующий непрерывной тупой болью.

На все лето Злата уехала к бабушке в деревню, что была где-то в Ульяновской области, и они обменивались лишь письмами и фотографиями по электронной почте и в социальных сетях.

А в сентябре любовь ворвалась в их мир снова. Стояло бабье лето. Томный сентябрь с крашенными хной и басмой волосами разгуливал по улицам, сбивая с деревьев листья, будто спелые яблоки.

Был День города. На День города власти решили устроить фестиваль фейерверков «Магия огня», на который съехались лучшие пиротехнические команды страны. Фестиваль проводили на намывном острове посреди реки. Каждая из команд представляла номер, поражающий воображение игрой света и музыки.

Они пошли со Златой на это шоу вдвоем. Еле протолкнулись сквозь уплотнившуюся толпу и нашли себе местечко для обзора. Стояли в замершей от восторга толпе, тесно прижавшись друг к другу. Расцветающие улыбки на лицах людей и распускающиеся в ночном небе белые, красные, желтые, сиреневые и голубые хризантемы, георгины и астры; искрящиеся цветными огнями глаза и этот томительный момент ожидания… Фейерверки, то желтый, то белый, то красный — цвета чередовались один за другим, словно радуга на небе. Бах-бах-бах!!! Раскрывшиеся цветы теряли свои лепестки и рассыпались в небе, как конфетти. Играла какая-то будоражащая душу музыка…

По воде медленно проплывали фигуры сказочных персонажей из мультфильмов, собранные из радужных огней. Тимур обнимал любимую за талию. Волосы девушки, освещаемые цветным дождем, падающим с небес, но не долетающим до земли, щекотали ему шею и пахли ландышами, хотя на дворе была уже осень. Он был несказанно горд, что стоит с такой красивой девочкой, которая доверчиво прижимается к нему, — и он слышит, что ее сердечко стучит, будто дятел.

И вдруг раздались тревожные залпы — и в черном ночном небе стремительно вырос огромный красный шар, похожий на пылающее солнце на закате, но только в несколько раз больше. Зазвучала грозная музыка. Стало не по себе. Казалось, что барабанят по сердцу. Появилась огромная огненная змея, медленно плывущая по воде и освещающая все вокруг, точно зарево пожара. Змею сопровождали фейерверки тревожного ярко-красного, кровавого цвета, выбивающиеся из-под поверхности реки с большим фонтаном воды, похожим на огонь, разбрасывающий искры. Тимур еще крепче прижал девушку к себе. Красные всполохи огня играли на ее лице — и ему казалось, что она вся раскалилась и сейчас запылает. Кровь хлынула ему в лицо, лихорадочно стучала в висках; сердце от восторга подпрыгивало, будто на батуте: все выше и выше… Осколки красного света разбрызгало взрывом, будто капли крови, и кинуло ему в лицо, ослепляя.

А потом в небе появился серебристый самолетик, подсвеченный каким-то завораживающим лунным светом, точно сам самолетик был луной, только в форме стальной птицы. Вокруг самолетика медленно разливалось зеленоватое свечение в форме звезды, играющей своими лучами под «Лунную сонату», льющуюся откуда-то с небес. Все затаили дыхание. И о, чудо! С самолета полетели маленькие светящиеся зеленые огоньки. Десятки тысяч светодиодных фонариков, изображающих светлячков, кружились над блестящей, как антрацит, рекой, парили в черном небе и оседали на воду, имитируя проплывающих насекомых. Вся река подсветилась каким-то изумрудным цветом и казалась сказочной.

Глаза Златы были широко распахнуты от изумления. Чудилось, что внутри их сияло по светлячку, освещая Тимуру дорогу. Копна ее волос источала чарующий запах ландышей в ночном лесу, и Тимуру казалось, что он гном, продирающийся сквозь дебри на зовущий к себе аромат, тот самый гном из древних преданий, в которых ландыши служили фонариками, а эльфы протирали их по ночам салфетками из лунного света.

В ноябре он подхватил грипп. Мама очень боялась, что у него могут начаться осложнения с ушами, — и при малейшем недомогании оставляла его дома. Ему даже больше нравилось учиться дома по учебникам. Аркаша звонил почти каждый день сообщить, что им задали на дом. Раз в неделю мама брала у него тетрадки и копировала пройденный материал: прорешенные на уроках задачки и упражнения. Пару раз звонила Лена: справиться, как он себя чувствует, весь ли материал дает ему Аркадий и не нужны ли ему ее тетрадки. Он поблагодарил, ответив, что ему достаточно того, что приносит Аркадий. Справлялась о его здоровье и Злата, но с ней он об уроках не разговаривал: рассказывал о том, что прочитал или посмотрел, выслушивал новости из школьной жизни, что Златка передавала ему более подробно, чем Аркадий. Температура окончательно не спадала: так и держалась чуть больше 37 °C. Он чувствовал себя вялым и разбитым, точно возил на себе мешки с песком. Потел все время. Ни с того, ни с сего пот мелкими каплями, будто утренняя роса, бисером осыпавшая траву, выступал на его лице. Участковая диагностировала у него отит и нашла хрипы в легких. Рентген подтвердил застарелый бронхит, перешедший в воспаление легких, — и Тимур надолго засел дома. Он радовался, что родители не отправили его в больницу, а договорились с участковой медсестрой, чтобы та два раза в день приходила к ним делать ему уколы. Он был доволен, что ему не надо ходить в школу и можно учиться самому по учебникам и тетрадкам, которые заносил Аркадий. Участковая затащила ему еще и ветрянку, которой он не успел переболеть в детстве, — и через два дня после ее визита он весь покрылся красной сыпью и чесался. Злата звонила ему иногда, но он просил ее не приходить к нему, так как не хотел, чтобы девушка его видела такого «красивого», да и заразиться могла: она тоже не болела ветрянкой в детстве. Болтали с ней по телефону, но недолго: ему трудно было разбирать речь сквозь шорохи в телефонной трубке — и после таких разговоров почти всегда от напряжения сильно болела голова. Поэтому он в основном валялся на диване и читал или смотрел кино. Когда вставал, то сидел за компьютером и общался в социальных сетях.

Новый год он встретил дома с родителями и бабушкой. Гирлянды из разноцветных лампочек, растянутые вдоль домов и поперек тротуаров; подсвеченные голубым и сиреневым сказочные персонажи на шумных улицах; прилавки, заваленные блестящими шарами и сосульками, в которых отражаются цветные огоньки с елки на площади; бенгальские огни и причудливые свечи, зажигая которые можно гадать и загадывать желание; веселый школьный вечер и завораживающие, полные чудес новогодние представления в театрах, — все пролетело мимо него. Он валялся в постели, завернувшись с головой в ватное одеяло, и ему не хотелось никуда выползать из своей берлоги. В ней было тепло и уютно. Он, будто медведь лапу, в полусне «сосал» сладкие воспоминания, где в его жизнь ворвалась любовь.