Они ничего не могли понять, не успевали просто. Только что перед ними был обезоруженный солдат, и вдруг он исчез, а между ними летает какой-то дьявол — молниеносно поражающий, страшный, безмолвный. Те трое, что оставались на ногах, ринулись врассыпную. Тарас одного уложил подсечкой, во второго метнул нож и попал в ногу, третьего подстрелил непонятно откуда взявшимся в руке пистолетом.

Трое лежали на земле молча, один рычал от боли. Четверо поднялись, тоже не салаги все-таки, бросились на него одновременно все, не тратя времени на то, чтобы поднять выбитое из рук оружие. Тарас еще раз выстрелил, попал кому-то в плечо, тут же выпустил рукоятку пистолета, чтобы освободить руку. Налетевшие отхлынули брызгами: он стоял, как скала, только скала опасная, уничтожающая, опрокидывающая навзничь.

— Лежать лицом вниз!!! — закричал он, как хлыстом стегнул. — Руки на затылок!

Уцелевшие, подавленные его уверенным превосходством, подчинились. Тарас велел им взвалить на спины раненых, в том числе и своего напарника. Сам в это время быстро и ловко нацепил на себя автоматы и приказал идти вперед. Даже не связал им руки. По пути кто-то не выдержал, бросился на него, просто от невозможности осознать — как это? Он же один, а их вон сколько! Тарас спокойно продырявил ему ногу, велел подобрать упавшего и продолжать движение.

Теперь шестеро здоровых тащили шестерых раненых, и были уже не опасны. Некоторые с безумными глазами бормотали молитвы. Так и пришли в часть.

— Вот, упаковал ребятишек, — сказал победитель, с лязгом сгружая трофейное оружие на землю.

Хохот стоял отменный. Конечно, он стал героем дня. Его расспрашивали, его ощупывали — не ранен ли, удивлялись, что ни одной царапины. Над ним подшучивали: «Упаковщик!»

Некоторое время героя звали не иначе как Упаковщик. Потом кто-то вспомнил, что упаковщиками кличут компьютерные архивирующие программы. Одна из них называется Zip. Тараса стали называть Зипом, ласково — Зипуном. Кличка так и прижилась.

Андрей, вспоминая, успел пройти по Крещатику к Майдану, спустился в душный полутемный переход. Тут играла музыка, толпились люди. Андрей протолкался и вышел на другой стороне. По дороге к Пассажу выкурил еще сигарету, не ощущая ее вкуса, даже не понимая, что курит.

Вокруг него пестрыми бабочками кружились прохожие. Обнимались, разговаривали, ели мороженое — яркие, цветные, пестрые, летние. Хмурый Андрей прошел в арку Пассажа, окатываемый справа и слева волнами музыки. На открытых верандах кафе и просто под зонтами отдыхали веселые праздные бездельники, так ему сейчас казалось.

К веранде Дома кофе они подошли одновременно. Зипун ничуть не изменился: такое же спокойное лицо, серьезный внимательный взгляд. Только стал, кажется, еще более коренастым и широкоплечим.

— Привет, Двинец! — углом рта улыбнулся армейский товарищ, обнял Андрея за плечи.

— Привет, Зипун…

— Теперь уже не Зипун, а господин Хобта. Для друзей Тарас Иваныч, — сказал тот и вдруг резко дернул правой, целясь кулаком Андрею в солнечное сплетение. Остановил руку в сантиметре. Андрей не среагировал.

— А ты все такой же! — Зипун громко рассмеялся. — Даже не напрягся, чертяка, мастер! Молодец. Продолжаешь заниматься своим айкидо, что ли? Тренируешься?

Они поднялись по ступенькам на веранду. Зипун уверенно прошел за угловой дальний столик, уселся в плетеное кресло. Двинятин расположился напротив.

— Нет, не тренируюсь, — сказал он. — Это я сам по себе такой ловкий. Да и с кем тренироваться?

Подошел официант, Зипун произнес «Как всегда», и через минуту им принесли по чашке кофе, в двух крохотных рюмках — воду и коньяк.

— Вода мне, я на работе, — сказал Зипун. — А тебе надо расслабиться.

Он взял пахнущий ванилью кофе, прикоснулся губами к чашке. Поставил обратно на стол и локтем якобы случайно сбросил на пол пепельницу. Но она не упала — Андрей Двинятин подхватил тяжелое стекло неуловимым движением руки. Вздохнул, поставил на место.

— Да и ты все такой же, Зипун. Всегда и всех тестируешь?

— Работа такая. Зато я вижу, что передо мной действительно Андрюха Двинец, непобедимый боец.

Оба улыбнулись воспоминаниям. Двинятин от природы был награжден ловкостью и совершенной координацией. Ребята в армии любили устраивать ему «проверки», даже, бывало, приглашали солдат из других подразделений — продемонстрировать уникума. Кто-нибудь зажимал в кулаке несколько мелких предметов: коробок спичек, пару монет, гильзы, пряжку от ремня, тюбик сапожного крема. Подходил к Двинятину и все это подбрасывал вверх. Спорили на банку сгущенки, что ни одна вещь не упадет на землю — и всегда выигрывали. Андрей, как жонглер в цирке, успевал все подхватить, вынимал из воздуха. Однажды его потихоньку напоили и устроили в столовой очередную «проверку». Очень уж любопытно было посмотреть на реакцию Андрея — останется ли она после спиртного такой же молниеносной? Алкоголь на Двинятина действовал забавно: он становился разговорчивым. Он начал что-то горячо рассказывать, расхаживая вдоль стола. Аза его спиной ребята придвигали к краю столешницы тарелки, ложки, кружки и легонько подталкивали. Посуда поочередно падала, но Андрей, не прекращая говорить и не глядя, подхватывал ее. И водворял обратно на стол. Кажется, он даже не замечал, что руки живут как бы отдельно от него. Это так было похоже на цирковой номер, что весь взвод хохотал — до икоты, до слез.

Когда их начали всерьез тренировать, Андрей выбрал щадящее айкидо, а Тарас — агрессивное карате. В учебных схватках Тарас побеждал. Андрей не огорчался, он проигрывал легко и даже, казалось, с радостью. Наставник по айкидо однажды сказал: «Чтобы стать победителем, сперва сумей проиграть, не теряя себя. Нет лучше науки, чем проигрыш». Вскоре Тарас уже не мог одолеть товарища. Когда в спортзале им разрешали выйти друг против друга, собирались все — и солдаты, и прапорщики, и старшие офицеры. Зипун наскакивал на Двинца, рубил ладонями и ногами — но попадал в воздух. Андрей ухитрялся, почти не двигаясь с места, уклониться. Казалось, он играет, зная заранее каждый шаг противника. Время от времени Зипун вдруг валился на маты, и было даже непонятно почему. Правда, мгновенно вскакивал и продолжал бой. Лишь самые внимательные успевали заметить, что Андрей «просто» подталкивает атакующую руку или ногу, выводя соперника из равновесия.

Пару раз Двинятин молниеносно напрыгивал на упавшего и демонстрировал классический болевой прием. Упрямый Зипун не стучал по мату в знак того, что сдается, но Двинятин и не собирался дожимать. Стиль боя у него был дружелюбный. Он выпускал товарища, и схватка возобновлялась.

Представление могло продолжаться сколько угодно, а финал был всегда одинаков. Андрей позволял себя зацепить в ближнем бою за руку или за ногу, Тарас с довольным победным рычанием поднимал его над головой, крутил, и оба со смехом падали, катились по мягкому настилу спортзала…

Зипун стер улыбку с лица, внимательно посмотрел на армейского товарища.