Если кризис и все, что было с ним связано, способствовали отдалению Клода от современного, уже, быть может, слегка состарившегося мира, которому удавалось нас соблазнять, то Мишеля Дебуа кризис, напротив, крепко связал с этим миром. Рассказывали много глупостей и просто чепухи в связи с успехами Мишеля. Накануне Второй мировой войны, а может, сразу после ее окончания появился даже роман, в котором герой под прозрачным псевдонимом играл не слишком почтенную роль при Жаке и дяде Поле. Надо сказать, что внешне все выглядело несколько удивительно: менее чем за полтора месяца тридцатилетний сын нашего управляющего практически взял под свой контроль все дела Реми-Мишо, точнее, все, что от них осталось. А через десять или пятнадцать месяцев спустя женился на моей сестре Анне.

Нетрудно догадаться, какими комментариями могли обрастать подобные события году в 1930-м или в 1932-м. Одни говорили о заговоре или шантаже, другие свалили в одну кучу экономические соображения и чувства действующих лиц. Некоторые видели в этом браке еще одно оскорбление древней фамилии, другие, наоборот, видели в нем желание семьи сплотиться и спасти хотя бы часть пирога и наследия Реми-Мишо. И те, и другие предположения были в равной степени абсурдны. Мишель Дебуа вовсе не плел никакой интриги против дяди Поля и Жака. Просто он видел вещи намного лучше и яснее, чем остальные. Если бы прислушались к его советам, то «черный четверг» Уолл-стрит не имел бы для нас таких печальных последствий и удар оказался бы не таким сокрушительным. Сила Мишеля заключалась в точности его предвидений. В той неразберихе, которая последовала за кризисом, финансовые группы, унаследовавшие имущество семьи, естественно, хотели опереться на человека, который был бы в курсе наших дел и при этом не был бы замешан в подготовке краха. Дядя Поль и его сын были очень рады, что они могут рассчитывать на Мишеля. И Мишель повел себя по отношению к нам так, как мы вели себя по отношению к его родным. Его поведение было безупречным. Точно так же и семья Дебуа не могла нас ни в чем упрекнуть. Но раньше мы были сильнее. А теперь сильнее оказался Мишель. И он проявлял свое превосходство с той деликатностью, какой мы в былые времена гордились в Плесси-ле-Водрёе. Мы тогда почти извинялись перед теми, кто нас обслуживал, за то, что мы являемся их хозяевами. А он почти извинялся, что так быстро стал хозяином своих хозяев. Мишель не мог ничего сделать, чтобы спасти дядю Поля, но постарался сделать так, чтобы за Жаком остался ответственный пост в нашем бывшем бизнесе. Что касается женитьбы, которую упомянутый мною роман представлял как современную версию главного сюжета романа Жоржа Оне «Хозяин металлургического завода», то это вовсе не было дополнительной местью Мишеля нам и уж тем более не было уловкой семьи, призванной вернуть себе богатство. Просто Мишель любил Анну, вот и все. К тому же давно. Может быть, всегда. С тех пор, возможно, когда мальчиком, а потом юношей он сопровождал отца, г-на Дебуа, во время церемонии, проходившей в шесть часов вечера в салонах замка, когда управляющий представал в рединготе, со шляпой на голове и перчатками на руках. Просто затем положение Мишеля позволило ему просить руки Анны. Можно сказать, что кризис способствовал счастью молодых людей. Конечно, я не уверен, какой была бы реакция дедушки десятью годами раньше. Анне пришлось бы убежать из дома, чтобы быть с Мишелем. Какая была бы чудная страничка в каких-нибудь былых воспоминаниях! Ну да не беда. Просто так это вылилось в буржуазную свадьбу с венчанием в старинной часовне Плесси-ле-Водрёя, через которую столько наших вошли в жизнь и ушли из нее. История кончилась благополучно. Пожалуй, в течение сорока лет, после событий, о которых мы еще расскажем, Мишель и Анна были вполне счастливы. Я был крестным отцом их первенца-сына. Сейчас он занимается проблемами атомной энергии в Калифорнийском университете. И у него уже есть дочка, Элизабет. Она хочет стать актрисой. На днях я получил письмо от Анны, где она спрашивает у меня совета. Ее беспокойства заставили меня вспомнить нашего дедушку: Элизабет, ее внучка, вот уже несколько месяцев неразлучна с молодым этнологом-мусульманином, членом организации «Черные пантеры».

Когда я вспоминаю об этом деле, не очень значительном, но связанном с ужасными, перевернувшими судьбу всей семьи событиями, то натыкаюсь в мыслях на одну деталь, о которой хочется сказать пару слов. Мишель был моим лучшим другом, а Анна была моей сестрой. Оба признались мне, что долгие годы любили друг друга. Они виделись каждый день, во всяком случае летом, в Плесси-ле-Водрёе, когда ему было между двадцатью и двадцатью двумя годами, а ей — между семнадцатью и девятнадцатью. И у меня никогда не возникало сомнений в их чувствах. Но надо же, до чего человек может быть слепым? Я полагал, что моя сестренка восхищается Жан-Кристофом. Позже я узнал, что в этом была доля истины и что Мишель ненавидел Жан-Кристофа. А я полагал, что Мишель обожал Жан-Кристофа. И это тоже было верно. Он любил его и ненавидел. Насколько обоснована была эта ненависть Мишеля к Жан-Кристофу Конту? На самом деле все было сложнее, чем я думал. Я понимал, что сестренка уже не ребенок, каким мы ее считали. Я даже задавался вопросом: а не может ли быть такого, что между Мишелем и Жан-Кристофом она… Но это же была моя сестра. Мы редко разговаривали между собой до войны о том, что мы называли нашей частной жизнью. Скорее мы закрывали глаза. Порой, вспоминая райские времена нашего, увы, невозвратного детства, я вижу Анну, Жан-Кристофа и Мишеля играющими в не такие уж невинные игры. Вот и сейчас я вспомнил вдруг тот летний вечер 1922 или 1923 года, когда Жан-Кристоф и Анна… Ну да что там! Все это прошлое. Все это было так давно. И вот Анна уже бабушка. И может стать прабабушкой маленького мусульманчика через 2 или 3 года. А то и через полгода.

Прабабушка! Боже мой! До чего же мы старые. У меня перед глазами стоит сцена венчания сестры в начале осени 1932 года. Собрались все жители Плесси-ле-Водрёя, Руаси, Сен-Полена, Вильнёва, Русеты, все, кто нас любил и кого любили мы. Обойщик, маляр, учитель-радикал, монашки из богадельни, хозяин бистро, о котором шепотом говорили, что он коммунист, пожарные и егеря, старые тетушки из Бретани, приехавшие финистерским поездом, нотариус и фермеры, дедушкины гимнасты, прифрантившиеся браконьеры, пьянчуги и святоши, торговка с площади Часов и окрестные землевладельцы, все растроганные до слез и все счастливые.

Не было только дяди Поля. В конце предыдущего лета он пустил себе пулю в лоб. Он оказался первым из нашей семьи, кто, вопреки нашему девизу, отдал Богу душу.

Итак, мы оказались разоренными. Но это было не страшно. Во-первых, естественно, потому что деньги — не главное в жизни. А еще и потому, что, как это часто случалось в буржуазных семьях, несмотря на крах, у нас все-таки кое-что еще осталось, чтобы поддерживать престиж и даже жить на широкую ногу. Мишель Дебуа действовал великолепно. Он оказался одним из лучших финансистов своего времени и спасал все, что еще можно было спасти. А главное, потеряли больше всего не мы, а Реми-Мишо. Правда, и получили, в свое время, больше других тоже Реми-Мишо. Триумф или катастрофа — судьба бизнеса нас мало касалась. Тетя Габриэль и ее деньги сильно нам помогли, чтобы положить новую черепицу на зданиях замка и справить новую форму егерям. Но ведь и без богатств Реми-Мишо Плесси-ле-Водрёй всегда прилично существовал на доходы от земельной ренты в От-Сарт и от домов в Париже, где г-н Дебуа-старший вел хозяйство твердой рукой. Брак его сына и Анны создал, впрочем, незначительные проблемы протокольного порядка. Он стал свекром моей сестры, и это обстоятельство повлияло на наши с ним отношения. Члены семьи посовещались, и было решено предложить г-ну Дебуа заключить контракт о более тесном сотрудничестве и предоставить ему в замке большую комнату почти рядом со спальней дедушки, предложить ему, разумеется, питаться вместе с | нами за одним столом под слегка удивленным взором наших маршалов в париках, а также вести как бы изнутри все хозяйственные дела семьи. Господин Дебуа сердечно поблагодарил, но решительно отказался. Он пришел к деду, одевшись, чтобы подчеркнуть торжественность момента, в костюм начала века, и изложил ему суть своих мыслей. Согласие на брак сына он дал против своей воли. Он против равенства, против смешения сословий. Как и дедушка, а может, и в еще большей степени, он был сторонником иерархии в обществе, за постоянную классификацию людей и имущества. Он использовал аргументы кардинала Мазарини, выступившего перед королем против своей племянницы Манчини. Думаю, это был удивительный спектакль, когда дедушка, взяв за плечи г-на Дебуа, убеждал его в необходимости прогресса истории и равенства людей. Но г-н Дебуа не желал ничего слушать. Он находился у нас на службе и хотел продолжать служить и впредь.