— Он уже здесь. На автобусной остановке.

На этот раз они приехали на пятнадцать секунд раньше, потому что Колльберг припарковался на Биргер-Ярлсгатан. Прошло еще полминуты, и Ольберг подал сигнал, что он уже на месте.

Дальше все повторилось. Мужчина по имени Фольке Бенгтссон продержался на Эриксбергсплан четыре часа. Четыре или пять раз он в нерешительности останавливался у телефонной кабины, съел одну сосиску. Потом уехал домой. Вслед за ним отправился Колльберг.

Мартин Бек ужасно замерз. Он быстро шел по Регерингсгатан, держа руки в карманах и глядя в землю.

Колльберг вернулся через полчаса.

— На Рёрстрандгатан все спокойно.

— Он тебя видел?

— Он шел, как лунатик. Думаю, он не заметил бы и бегемота в двух метрах перед собой.

Мартин Бек набрал номер служащей уголовной полиции Сони Хансон. У него было такое ощущение, что он вряд ли выдержал бы все это, если бы не думал о ней как о коллеге.

— Завтра суббота, вернее, уже сегодня. Он работает до двенадцати. Когда он будет уходить с работы, ты должна проходить мимо. Пробеги мимо него, словно куда-то спешишь, тронь его за рукав и скажи: «Добрый день, а я думала, что вы ко мне зайдете. Почему вы мне не звоните?» В общем, что-нибудь в таком духе. Больше ничего. И сразу исчезни. И постарайся не очень много на себя надевать. — Он помолчал. — Эта встреча должна быть решающей.

Он закончил разговор. Коллеги уставились на него.

— Кто у нас лучший специалист по слежке? — рассеянно спросил он.

— Стенстрём.

— Хорошо, с той минуты, когда он утром откроет дверь, будем за ним следить. Пусть Стенстрём этим займется. Будет докладывать о каждом его движении. По другой линии: у телефона будем находиться постоянно вдвоем, из комнаты может выйти только один.

Ольберг и Колльберг продолжали на него смотреть, но он этого не замечал.

В семь тридцать восемь открылась дверь на Рёрстрандгатан и Стенстрём приступил к выполнению своего задания. Он все время держался поблизости от конторы на Смоландсгатан, а без четверти двенадцать зашел в ресторан и сел у окна.

Без пяти двенадцать на углу Норландсгатан появилась Соня Хансон.

Она была в тонком синем твидовом жакете с большим вырезом в виде буквы «V» и с поясом, который как следует затянула на талии. Под жакетом был надет черный тонкий свитер; она была с непокрытой головой, в перчатках, но без сумочки. Колготки и черные туфельки для этого времени года выглядели чересчур субтильно.

Она перешла на другую сторону улицы и исчезла из поля зрения Стенстрёма.

Сотрудники транспортной фирмы уже начали появляться в подъезде, последним, как всегда, вышел мужчина по фамилии Бенгтссон и запер дверь в контору. Он пересек тротуар и уже был в метре от проезжей части, когда мимо него пробежала Соня Хансон. Она остановилась, взяла его за рукав и что-то сказала ему, глядя прямо в лицо. Тут же его отпустила, продолжая что-то говорить, отошла на пару шагов, повернулась и побежала дальше.

Стенстрём видел ее лицо, в нем были радость, страсть и призыв. Он мысленно аплодировал тому, как она играла свою роль.

Мужчина стоял и смотрел ей вслед. Он сделал неуверенное движение, словно хотел броситься за ней, но передумал, засунул руки в карманы и пошел дальше, наклонив голову.

Стенстрём надел шляпу, расплатился у стойки и осторожно высунул голову за дверь. Когда Бенгтссон исчез за углом, он закрыл за собой дверь и направился за ним.

Мартин Бек сидел в полицейском участке округа Клара и мрачно смотрел на телефон. Ольберг и Колльберг уже прекратили играть в шахматы и молча прятались за газетами. Колльберг сражался с кроссвордом и в азарте грыз карандаш.

Когда телефон наконец зазвонил, Колльберг так укусил карандаш, что сломал его.

Мартин Бек схватил трубку еще до того, как закончился первый звонок.

— Привет, это Соня. По-моему, все получилось хорошо. Я сделала так, как ты сказал.

— Хорошо. Стенстрёма ты видела?

— Нет, но он наверняка был где-то поблизости. Я боялась обернуться и бежала до угла, до универмага.

— Ты волнуешься?

— Нет. Вовсе нет.

Было уже четверть второго, когда телефон зазвонил вторично.

— Я возле табачной лавки на Йернторгет, — сообщил Стенстрём. — Соня просто чудо. Ты бы только видел, как она вскружила ему голову. Мы погуляли по Кунгсгатан, перешли через мост и теперь бродим по Старому Городу.

— Ты только не спугни его.

— Можешь не опасаться. Он ходит, как лунатик, не видит и не слышит ничего, что происходит вокруг. Ну, я побегу, а то еще потеряю его.

Ольберг ходил по комнате.

— Для нее это занятие приятным не назовешь, — наконец сказал он.

— Она справится с ним одной левой, — заверил его Колльберг, — запросто. Все будет в полном порядке, лишь бы Стенстрём не напортил. — Он подумал и добавил: — Нет, Стенстрём в таких делах гений.

Мартин Бек ничего не говорил.

Настенные часы показывали две минуты третьего, когда Стенстрём снова позвонил.

— Мы на Фолькунгсгатан. Он идет куда глаза глядят, не останавливается, не смотрит по сторонам. Выглядит каким-то апатичным.

— Продолжай, — сказал Мартин Бек.

Мартина Бека трудно было вывести из себя, но после сорокапятиминутного ожидания в абсолютной тишине, он вскочил и выбежал из комнаты.

Ольберг и Колльберг посмотрели друг на друга. Колльберг пожал плечами и начал расставлять шахматные фигуры.

Мартин Бек ополоснул лицо и руки холодной водой, тщательно вытерся полотенцем. Когда он шел по коридору, открылась дверь и полицейский с засученными рукавами крикнул, что ему звонят. Это была его жена.

— Я не видела тебя уже целую вечность и к тому же теперь даже не могу до тебя дозвониться. Что, собственно, происходит? Когда ты придешь домой?

— Не знаю, — устало сказал он. Она начала снова, голос у нее сорвался и стал визгливым. Он перебил ее на полуслове.

— У меня сейчас нет времени, — разозлился он. — До свидания. Не звони мне больше.

Ему стало стыдно за свой тон, но он только пожал плечами и пошел к двум своим шахматистам.

В третий раз Стенстрём позвонил с Шепсброн. Было без двадцати пять.

— Только что он зашел в ресторан. Сидит один в уголке и пьет пиво. Мы излазили весь Сёдермальм. Он по-прежнему странно выглядит.

Спазм в желудке напомнил Мартину Беку, что целый день у него не было ни крошки во рту. Он послал за едой в автомат напротив полицейского участка. После того, как они поели, Колльберг уснул, скрючившись в кресле, и начал храпеть. Когда зазвонил телефон, он вздрогнул и проснулся. Было семь часов.