Мила тоже уже смеялась, а Белый Маг на доске пытался выглядеть очень серьезным.

— Так как рубить некого, то и каюк нельзя признать действительным, — сказал Берти, возобновив жонглирующие движения с палочкой. — А по сему ничья, други.

— Но это нечестно! — воскликнула Белка, переводя взгляд с Милы на Ромку, потом на Берти и обратно. — Это самое настоящее жульничество!

— А этот парень вообще отъявленный жулик! — громко сказал кто-то.

Сообразив, что это прозвучал тягучий, как волынка, голос гекатонхейра, Мила подняла на него глаза. То же самое сделали и все остальные, включая Берти.

— И врун! — в азарте еще громче сказал Шипун, заметив, что привлек к себе всеобщее внимание.

— Это ты кого обозвал вруном!? — возмутился Берти, угрожающе поигрывая волшебной палочкой и демонстративно приподняв повыше руку.

— И воришка, каких свет не видывал! — не унимался Шипун. — Знаю я все про твои делишки секретные.

Берти нахмурился и подошел к Шипуну.

— Это что же я такое украл, ты, гнусный поклепщик?! — сказал он, повышая голос.

— Ну не украл, так собираешься, — сказал гекатонхейр. — Не велика разница.

— Берти, о чем он? — спросила Белка, с сомнением косясь на брата.

Одно мгновение у Берти вид был растерянный, глаза странно округлились, как будто он что-то торопливо придумывал. Потом его брови угрожающе сошлись на переносице и зыркнув на Белку, он с оскорбленным видом воскликнул:

— Понятия не имею! — потом, повернувшись к Шипуну, добавил: — Сейчас превращу этого безрукого и безногого в безголового великана за вредность характера!

Он шагнул в сторону гекатонхейра.

— Эй-эй-эй! — завыл испуганный Шипун. — Только тронь меня, и я всем расскажу, как вы с твоим дружком патлатым половицы отдирали под бюстом Комарва Проклятого!

— Ах, ты… — задохнулся Берти.

— И еще обязательно скажу, что ты там искал! — поспешно закричал Шипун.

— Только попробуй! — прикрикнул Берти. — И я твою голову верну обратно в Грецию! Воздушным путем, понял!?

— Берти, — с нехорошим предчувствием глянула на брата Белка. — А что ты искал под бюстом Комарва Проклятого?

— Меньше его слушай, — посоветовал Берти. — Трещит как трещотка, что попало несет.

— Ничего не что попало! — возмутился гекатонхейр. — Вот возьму и прямо сейчас все расскажу. Тогда и посмотрим — попало или не попало!

Берти закипел, как чайник, сверля своего врага убийственным взглядом. Но Шипун почему-то от его взгляда умирать не собирался и тоже пыхтел, выпуская пар и нервно подергивая косматыми бровями.

— Эх! Не все лишние органы у него ликвидировали, — сокрушенно вздохнул Берти. — Один остался — язык. Ну, ничего, это я сейчас исправлю.

Он ринулся на гекатонхейра с такой скоростью, что Мила с Ромкой едва успели его сдержать.

— Не подпускайте его ко мне! — заголосил Шипун, поворачивая голову из стороны в сторону, словно ища спасения. — Уберите от меня подальше этого экзекутора! Убивают!!!

— Берти, не смей его трогать! — громко приказала Белка.

— А ну-ка дайте мне его сюда! — зарычал Берти. — Я превращу его нос в прищепку для рта!

Мила с Ромкой не отпускали Берти.

— Чего ты на него кидаешься? — спросила Белка. — Он может говорить, что ему вздумается, — она бросила предостерегающий взгляд на Шипуна. — Если это, конечно, приличные выражения. У него тоже есть права!

— Ага! — согласился Берти, перестав вырываться. — А самое главное, что у него есть право молчать. Потому что, как говорится, все сказанное им будет использовано против него.

Он высвободился из рук и снова двинулся в сторону Шипуна. Белка в испуге стала перед ним, не давая пройти.

— Спокойно! — дружелюбно сказал Берти, внезапно совершенно успокоившись, что почему-то очень странно повлияло на гекатонхейра — он растерянно заморгал.

Берти подошел к Шипуну и, вытянув шею к огромной физиономии, почти ласково прошептал:

— Ты же понимаешь, о чем я говорю, Гекусик?

Шипун громко сглотнул и послушно закивал. Берти выпрямился и, улыбаясь с чувством выполненного долга, засунул палочку в карман брюк.

— Вот и славно, — сказал он, поворачиваясь к ребятам. Он широко зевнул, похлопал себя ладонью по раскрытому рту и непринужденно сообщил: — Пойду-ка я спать, други мои.

И под пристальными ошарашенными взглядами Белки, Ромки и Милы ленивой походкой вышел из читального зала, не забыв напоследок помахать им рукой.

— Что это значит? — спросила Белка, глядя на друзей.

— Ну, — коварно улыбнулся Ромка, — если хочешь, можно узнать у этого, — он кивнул в сторону Шипуна. — Если на него хорошо нажать — расколется.

Шипун громко прокашлялся, но было непонятно, хотел ли он этим сказать, что вполне даже может расколоться или, наоборот, предпочтет помалкивать.

— Да, — согласилась Белка, растерянно переводя взгляд с двери на голову великана, — нужно его спросить.

— Лучше не надо, — с сомнением покачала головой Мила.

— Почему? — быстро спросила Белка.

— Берти узнает — и на одну голову из пятидесяти станет меньше, — пояснила Мила.

Белка испуганно икнула, а Шипун зашелся в очень нездоровом кашле.

— Точно! — живо согласилась Белка. — Я лучше Фреди расскажу. Он знает, как повлиять.

Белка с совершенно несчастным и усталым видом упала на ближайший стул и сползла пониже, горестно качая головой и вздыхая.

— До чего же все Векши разные, — сказала она. — Вот, например, Фреди и Берти совсем не похожи. Только внешне одинаковые. Благодаря этому и в родстве сомневаться не приходится, — она с сомнением покачала головой и, кисло скривившись, недоброжелательно посмотрела на дверь, за которой минуту назад скрылся Берти. — Вот уж не знаю, хорошо это или… Или не очень.

* * *

Этой ночью Мила долго не могла уснуть. Несколько раз она ловила себя на мысли том, что что-то пробуждает ее от дремотного состояния. Несколько раз она чувствовала, что уже почти заснула, но что-то беспокойно начинало копошиться в мозгу и перебирать все услышанное за прошедший день. И Миле это очень не нравилось.

Было уже за полночь, когда Мила, стараясь не шуметь, встала с кровати и вышла из спальни. Она решила отправиться в столовую за стаканом воды. Пить ей совсем не хотелось, но пройтись было просто необходимо. А вода была не самым плохим поводом.

Наверное, Мила все-таки на несколько минут задремала, потому что не слышала, чтобы кто-то выходил из их спальни. Однако в столовой горели свечи, и остатки расстегая с рыбной начинкой уплетал не кто-нибудь, а Алюмина собственной персоной.