Включив максимально горячий душ, она постаралась тщательно вымыть те места, где боль была терпима, и просто подставляла под струю воды остальные участки тела. Чистая горячая вода. Тесс хотелось смыть с себя запах Громилы, вместе с заплесневелой вонью ковровой дерюжки. Потом она присела на унитаз. На этот раз мочеиспускание оказалось не таким болезненным, но она невольно вскрикнула от жуткой боли, пронзившей ее голову, когда — крайне осторожно — попыталась выправить свой видоизмененный нос. Ну, что же теперь? У Нелл Гвин, известной актрисы елизаветинских времен, нос тоже был не из прямых — Тесс точно помнила, что где-то про это читала.

Облачившись во фланелевую пижамку, она забралась на кровать. Лежа в постели с включенным светом и «лимоновыжималкой» тридцать восьмого калибра на прикроватной тумбочке, она думала, что никогда не уснет, поскольку любой доносившийся с улицы звук был в ее воспаленном воображении связан с появлением Громилы. Но тут к ней на кровать прыгнул Фрицик и, свернувшись калачиком у нее под боком, заурчал. Ей стало спокойнее.

Я — дома, крутилось у нее в голове. Дома, дома, дома.

Проснувшись в шесть утра, Тесс увидела лившийся в окна утренний свет. И это было вполне нормально. Предстояли определенные дела и решения, но для начала было приятно осознавать, что она жива и лежит в собственной постели, а не в водопропускной трубе.

Мочеиспускание на этот раз оказалось почти нормальным, без крови. Она вновь встала под душ, сделала максимально горячую воду и, закрыв глаза, подставила под струю ставшее чересчур чувствительным лицо. Постояв так в свое удовольствие, она стала намыливать волосы шампунем, не спеша, размеренно массируя пальцами голову, стараясь избегать болезненного места, куда, очевидно, пришелся сильный удар Громилы. Поначалу саднившая глубокая царапина на спине мало-помалу успокоилась, и Тесс была близка к тому, чтобы испытывать блаженство. Сцена в ванной из «Психо»[44]ее практически не тревожила.

Душ неизменно был для нее местом, где ей лучше всего думалось, — некой родной средой; а сейчас ей как никогда требовалось ясно и трезво поразмыслить.

Я не хочу идти к доктору Хедстром, и мне не нужно к доктору Хедстром. С этим решено; однако потом — примерно через пару недель, когда моя физиономия вновь станет более или менее нормальной — придется все же провериться, не подхватила ли какую-нибудь половую инфекцию…

— И на СПИД, — произнесла она. При этой мысли она так скривилась, что губам стало больно. Как бы ни страшно было об этом думать, анализы сдать придется. Ради собственного же спокойствия. Однако все это не имело отношения к тому, что для нее вылилось в главный вопрос наступившего утра. О надругательстве над своей персоной она могла пока не думать, но вот как быть с теми женщинами в трубе? Ведь они пострадали куда серьезнее, чем она. А следующая потенциальная жертва Громилы? Она несомненно будет. Не через месяц — так через год, но жертва появится. Выключая воду в душе, Тесс вдруг поняла: этой жертвой может стать и она, если, вернувшись к трубе, он обнаружит, что ее там нет. Как нет и ее одежды в заброшенном магазине. И если он порылся в ее сумочке, а он наверняка это сделал, то заполучил ее адрес.

— Вместе с моими бриллиантовыми серьгами, — вслух добавила она. — Твою мать, чертов извращенец украл мои сережки!

Даже если он какое-то время не появится в том магазине или возле трубы, от этих женщин ей теперь никуда не деться. Она несла за них ответственность и была не вправе от нее уклониться лишь потому, что ее фото могло оказаться на обложке «Инсайд вью».

В это безмятежное утро в коннектикутском пригороде разделаться с проблемой казалось до смешного просто — анонимный звонок в полицию, и все. То, что до такого до сих пор не додумалась профессиональная романистка с десятилетним стажем, заслуживало «желтой карточки». Достаточно было указать место — заброшенный магазин «ВЫ НРАВИТЕСЬ ДРУГ ДРУГУ» на Стэг-роуд — и описать Громилу. Отыскать его было несложно. Или его синий «форд» с фарами, залепленными «Бондо».

Проще простого.

Однако, пока Тесс сушила волосы, ее взгляд упал на «лимоновыжималку» тридцать восьмого калибра, и ей подумалось, что все как-то слишком уж просто — проще простого, потому что…

— А дальше? — поинтересовалась она у Фрицика, сидевшего в дверях и наблюдавшего за ней ясными зелеными очами. — Дальше-то что?

Полутора часами позже Тесс говорила на кухне по телефону — в раковине стояла немытая тарелка, а на столешнице остывала вторая чашка кофе.

— О Боже! — воскликнула Пэтси. — Я сейчас приду.

— Нет, все в порядке, Пэт. А ты можешь опоздать на работу.

— По субботам у нас не так строго, а тебе надо к врачу! Вдруг у тебя сотрясение или, не дай Бог, еще что?

— Нет у меня никого сотрясения — просто чуть-чуть разукрасилась. А к врачу идти стыдно: я слегка перебрала — бокала три, а то и больше. Единственное, что я вчера правильно сделала, — так это вызвала такси, чтобы добраться домой.

— Ты уверена, что не сломала нос?

— Да… почти.

— А Фрицик-то жив?

Тесс вполне искренне расхохоталась:

— Я из-за пиликанья пожарной сигнализации среди ночи спускаюсь в полудреме вниз, натыкаюсь на кота и чуть не погибаю, а ты в первую очередь беспокоишься о коте — замечательно!

— Нет, дорогая…

— Да ладно, я шучу, — успокоила Тесс. — Отправляйся на работу и не суетись. Я просто не хотела, чтобы ты ахала, когда меня увидишь, а то у меня пара красавцев фингалов. Можно подумать, меня навестил бывший супруг, если бы такой имелся.

— Никто бы не посмел поднять на тебя руку, — возразила Пэтси. — Ты у нас девушка отчаянная.

— Это точно, — согласилась Тесс. — Я бы подобного не потерпела.

— Ты хрипишь.

— Да, вдобавок ко всему я еще и простудилась.

— Слушай… если тебе что-то нужно… куриный бульончик, например, или какое-нибудь лекарство, или фильм с Джонни Деппом…

— Я позвоню, если что. А ты дуй на работу — тебя ждут местные модницы в поисках редкого шестого размера фасона Энн Тейлор.

— Иди ты! — рассмеявшись, повесила трубку Пэтси.

Тесс переставила кофе на кухонный столик. Там же, рядом с сахарницей, покоилось и оружие — натюрморт не совсем в стиле Дали, но что-то вроде. Затем картинка расплылась, потому что Тесс расплакалась. Причиной стал ее собственный бодренький голос — лживый насквозь. И к этому ей предстояло привыкнуть.

— Сволочь! — вскрикнула она. — Мерзкая сволочь! Ненавижу тебя!

За семь часов она уже дважды побывала под душем, но так и не добилась ощущения чистоты. Она мылась очень тщательно, но от мысли, что там, внутри ее, был…