– Охуеть, – история, рассказанная Бананом, очень впечатлила Лимона.

Палата, в которой мы жили, была рассчитана на шестерых человек, но нас было пятеро. В комнате было две обычные кровати и две двухъярусные. Они стояли вдоль стен друг за другом: обычная кровать – напротив обычной, двухъярусная – напротив двухъярусной, и были разделены маленькими шкафчиками. В углу комнаты, левее от двери, стоял старый шифоньер. Прямо за моей кроватью был выход на огромный балкон, по которому можно было пройти в соседнюю комнату. Дверь на замок закрывать не разрешалось, да и саму дверь закрывать, в общем-то, тоже.

Темнота в нашей комнате (как наверняка и в комнате соседей) была разбавлена светом от уличного фонаря, который был расположен под огромным лиственным деревом, лампой к нам. И когда ночью дул ветер, раскачивая ветви, они с разной частотой заслоняли лампу, создавая в нашей комнате (и наверняка в комнате соседей) эффект заторможенного музыкального стробоскопа.

Напротив меня спал Арбуз (его голова была по-модному окрашена полосками, как у арбуза, за что он и получил своё прозвище), за мной спал Лимон, которого так называли по фамилии Лимонов. Он спал один на двухъярусной кровати, и никто не смел ему возразить, потому что в свои пятнадцать он был весьма крупным и занимался кикбоксингом. Сегодня он спал на нижнем ярусе.

Напротив Лимона спал Банан, которого так прозвали за то, что он в поезде съел килограмма два бананов, но так ни с кем и не поделился. Меня, для полноты картины, за цвет волос прозвали Апельсином, а всю нашу компанию нарекли фруктовым садом.

Мы познакомились и сдружились ещё в поезде и попросились у вожатых жить вместе, и в первый же день выяснилось, что мы – едва ли не самые проблемные подростки во всём лагере, из-за чего строгий вожатый Игорь переименовал наш фруктовый сад во сруктовый зад.

Над Бананом спал Чеснок. Чеснок был самым мелким из нас, не только младше на два или три года, но и выглядел как пятиклассник. Хотя, может, он пятый класс только и закончил. Чеснок имел множество прозвищ: Стук-стук, я твой друг; Вонючка; Мелкий; Сопля и т. д. Прозвище «Чеснок» прилепилось сильнее остальных, потому что он всегда ел чеснок за ужином и потом вонял весь вечер. Прозвища «Вонючка» и «Сопля», кстати, из той же серии. Однажды он подавился чесноком и так долго кашлял, что заплакал от страха, потому что Лимон ему сказал, что чесночный кашель – самый вредный. Те, кто давятся чесноком, буквально через десять минут уже умирают. И Чеснок заплакал, а пока плакал, всё вокруг залил своими соплями.

Его к нам подселили, потому что в другой комнате был полный набор – шесть пацанов. Чеснок всегда стучал на нас, за что мы его невзлюбили и за что он, разумеется, получал, потом он бежал жаловаться на то, что только что получил от нас, за что, естественно, получал ещё больше. И казалось, это не закончится никогда. Он никогда не успокоится, а мы никогда его не простим и не перестанем запирать в старом шифоньере слева от двери, в котором наверняка побывало немало чесноков.

– Я тоже похожую историю знаю, – подал голос Арбуз. – Про беспредел ментовской слышали?

– Про какой именно? – уточнил Лимон.

– Как чувака током пытали.

– Я – нет, – ответил Банан.

– Рассказывай, – кивнул Лимон.

– Короче, подвозил как-то один парень двух тёлок на своей тачке. Подвёз, куда им надо было, высадил их на автобусной остановке и уехал. А через какое-то время его вдруг раз – и вызывают в ментовку. Оказывается, одна из двух тёлок не вернулась домой, мамка написала заявление о пропаже дочки, а подружка той тёлки вспомнила номер машины. Чувака нашли, вызвали в мусарню и задержали на пять суток якобы за дебош на вокзале. Стали требовать, чтоб он признался в том, что изнасиловал и убил тёлку, которую подвозил. Потом подбросили ему патроны в тачку, чтоб не выпускать его из ментовки. А потом, чтоб он раскололся, его посадили на стул лицом к спинке, заковали в наручники, к мочкам подсоединили два провода и стали пытать, чтоб сознался в преступлении. Ну чувак терпел, терпел, а мент поганый ему и говорит: «Если не сознаешься, сначала отпиздим до полусмерти, а потом провод к хую прицепим. У некоторых после таких процедур язык запрокидывается, и его приходится доставать булавкой». Тут парень не выдержал и подписался под тем, чего не совершал. А они дальше начали долбить – где тело зарыл. Парень сказал, что не помнит. Потом менты продолжили его пытать, чтоб сознался ещё в четырёх убийствах. А чувак так охуел и перессал, что и в них сознался. А потом менты пошли чаи погонять, он из последних сил поднялся, залез на стол и сиганул в окно с третьего этажа, разбив башкой два толстых стекла. Упал прямо на ментовской моцик, сломал себе позвоночник, у него вытек весь спинной мозг, и он стал инвалидом.

– Ебать-колотить, – отреагировал Лимон.

– М-да уж, пиздец, – добавил Банан.

– А тёлку-то нашли? – спросил я.

– Да, она прямо в тот же день домой вернулась, когда он сиганул из окна. Загуляла с друзьями и не позвонила мамке.

– А тем ментам что за это было? – спросил Лимон.

– А чего им будет? – пожал плечами Арбуз. – Это же менты.

– Не менты, а милиционеры, – поправил Арбуза Чеснок. – У меня дядя милиционер.

– Закрой своё хлебало! – шыкнул на него Лимон.

– Сам закрой! – еле слышно прошептал Чеснок.

– Чё ты сказал? – грозно спросил его Лимон.

– Ничего, – Чеснок замолчал.

– Я ещё историю вспомнил, – сказал Банан. – Как мамка – председатель избиркома – дочурку отмазала. Знаете?

– Неа, – за всех ответил Лимон. – Прикалывай.

– В общем, ехала как-то тупая пизда на новенькой иномарочке и сбила двух пешеходов – двух сестричек. Причём въехала в них на полном ходу. А когда вышла из машины, достала мобильный телефон, начала звонить кому-то и осматривать тачку. Даже не подошла к пострадавшим. А там одна умерла сразу, а вторая стала инвалидом.

Тёлку эту начали судить, а она оказалась беременной, и мамка у неё – консультант в аппарате фракции единарасов. Водятельница, конечно, сказала, что очень сожалеет о случившемся, что её вины в этом нет, может, это машина виновата или скользкая дорога, хотя она раза в два превысила допустимую скорость. Ну и, короче, в итоге тёлку лишили водительских прав на пять лет и дали всего лишь три года, да и то она сядет в тюрьму только тогда, когда её ребёнку исполнится четырнадцать. Хотя другим молодым мамочкам чаще всего отсрочку от тюрьмы не дают.

– Да, а за это время, наверное, амнистия будет, – тонко подметил Лимон.

– Скорее всего, – пожал плечами Банан.

– Интересно, кто у неё родился? – спросил Арбуз.

– Да кто – Чеснок, блядь, – ответил за Банана Лимон и засмеялся: – Хахахаха.

– Хахахаха, – комната наполнилась смехом.

– Ага, ты у неё родился, – огрызнулся Чеснок.

– Если бы ты был моим братом, я бы попросил маму родить тебя назад, – спокойно ответил Лимон.