Это обо мне.

Под постом целая лавина комментариев – сотни комментариев, – но автор начального поста утаивает информацию, чтобы подразнить комментаторов, дает ничего не значащие ответы, намеки, опровергает слухи. А затем, когда я пролистываю экран вниз примерно пять раз, выдает один убийственный факт:

Должно быть, примерно половина прочитавших это полезла в Гугл за уточнением, но мне все понятно сразу. Он знает, что я в Теннесси. Это почти наверняка означает: ему известно, что я в Стиллхауз-Лейк. Скорее всего, у него есть те же фотографии, которые получил Мэл, или же именно этот человек их и сделал.

Мои хитрые ходы никогда не срабатывали против моего бывшего мужа-убийцы. Он нажал на спуск, и я воображаю, как сейчас он лежит на тюремной койке и смеется, представляя, как я лишаюсь столь тщательно выстроенной безопасности – точно кусков кожи. Как он мастурбирует при мысли об этом.

Мне трудно дышать – настолько это больно. На миг я ощущаю себя невесомой. Не падаю и не стою на твердой поверхности. Все исчезло. Нам конец. Все мои усилия, все мое бегство, все мои попытки спрятаться… все тщетно. Да здравствует Интернет.

«Тролли» никогда и ничего не забывают.

Я слышу вдали вой сирен. Полиция уже едет. Мертвая девушка плавает в озере, равномерно покачиваясь на едва заметных волнах; волосы вихрятся и клубятся, подобно медленно струящемуся дыму. Лодка уже движется к причалу – должно быть, рыбак вышел из ступора. Подняв взгляд, я вижу, что его лицо нездорово-красного цвета, предвещающего сердечный приступ, и он гребет с неистовой силой, а его жена прижалась к нему, и вид у нее почти такой же больной. Это просто люди, чей обычный, безопасный мир расступился у них под ногами, и теперь они падают куда-то во тьму. Туда, где живу я.

Я вижу на холме в отдалении маячки полицейской машины, мчащейся к озеру со стороны Нортона.

Пишу Авессалому:

Проходит целая вечность, прежде чем приходит его ответ – об этом уведомляет резкая вибрация телефона, похожая на жужжание злой осы, готовой укусить.

Он должен был спросить. Все должны будут об этом спросить.

Я пишу в ответ: «Нет», – и снова выключаю телефон. Лодка с силой ударяется о причал, едва не проламывая борт, и я бросаю рыбаку канат. Он задевает его жену – я совершенно не намеревалась этого делать, – но та, похоже, даже не замечает.

Чувствую спиной еще чей-то взгляд и поворачиваю голову.

Сэм Кейд стоит на своем крыльце – нас разделяет расстояние, равное примерно длине двух футбольных полей. На нем клетчатый черно-красный купальный халат и шлепанцы; Сэм неотрывно смотрит на меня. На ошеломленную чету из лодки. Я чувствую, как его внимание смещается на труп в озере, потом снова на меня.

Я не отвожу взгляд. Сэм тоже.

Затем он поворачивается и уходит в дом.

Я помогаю выбраться из лодки сначала женщине, потом ее мужу, усаживаю их на ближайшую скамью и бегу в дом за теплыми пледами. Я как раз накидываю эти пледы на плечи обоим, когда первая полицейская машина резко тормозит в нескольких футах от нас; маячок на крыше продолжает неистово мигать, но сирена уже умолкла. Позади этой машины останавливается угловатый седан, и я без малейшего удивления вижу, что за рулем сидит детектив Престер. Вид у него такой, словно он не спал вовсе.

Я чувствую себя мертвой. Одеревеневшей. Выпрямляюсь, когда Престер выходит из седана. Из полицейской машины вылезают два офицера в форме – помоложе Престера. Офицера Грэма среди них нет, но я видела их в Нортоне и его окрестностях. И еще целая вереница машин направляется к нам по дороге. Это утро переполнено какой-то неизбежностью. Я знаю, что мне должно быть страшно, но я не напугана; почему-то весь страх испарился, когда я увидела в озере труп этой бедняжки, изуродованный и выброшенный. Как будто все складывается одно к одному, и я каким-то шестым чувством осознавала это заранее.

Я вижу, как Престер идет ко мне, и говорю ему:

– Пожалуйста, проследите, чтобы с моими детьми все было в порядке. В Интернет просочились сведения о нашем месте жительства. Им грозит смертельная опасность. Настоящая. Мне все равно, что будет со мной сейчас, но они должны быть в безопасности.

Лицо у Престера мрачное и решительное, но он молча кивает и, остановившись рядом со мной, смотрит на двух несчастных, сидевших в лодке. Я отворачиваюсь, когда он начинает расспрашивать их. Смотрю на домик Сэма Кейда – и вскоре замечаю, как он выходит из дверей, одетый в вылинявшие джинсы и простую серую футболку, запирает дверь – на оба замка, отмечаю я, – медленно спускается по ступеням и идет к нам. Полицейские еще не успели выставить оцепление, да на самом деле это и не нужно. Сэм подходит беспрепятственно и останавливается в нескольких футах от нас. Примерно с минуту мы молчим. Он сует руки в карманы джинсов и покачивается с носка на пятку, глядя не на меня, а на труп в озере. Затем спрашивает в воздух, словно обращается к мертвой девушке:

– Хочешь, чтобы я позвонил кому-нибудь?

Я тоже не смотрю на него прямо. Никто из нас не хочет вступать в диалог. Так типично для нас обоих.

– Думаю, уже немного поздно, – отвечаю я, подразумевая, что поздно и для убитой, и для меня. Мы обе сейчас беспомощно дрейфуем в пустоте, выставленные на обозрение всему миру без малейшей надежды укрыться. Но я сразу же испытываю стыд из-за того, что мысленно объединила себя с ней. Я не провела часы, а возможно, и дни, мучаясь в лапах садиста, а потом испытав ужас смерти – перед тем, как все закончилось. Я всего-навсего была замужем за таким садистом. – Я сказала Престеру, но ты можешь удостовериться, что он точно приглядит за Ланни и Коннором. Сэм, теперь многим известно о том, где мы находимся. Это ты сделал?

Он переключает на меня внимание так резко, что это кажется совершенно ненаигранным. Я чувствую всплеск удивления, исходящий от него.

– Сделал что?

– Это ты сдал меня в Интернете?

– Конечно, нет! – выпаливает он, нахмурившись, и я верю ему. – Я никогда не сделал бы этого, Гвен, чтобы там ни было. Я не стал бы подвергать тебя и детей такому риску.

Киваю. На самом деле я и не думала, что это сделал он, хотя заподозрить это было бы вполне логично. Нет, мне скорее представляется, что какой-то умник в Нортонском полицейском управлении решил свершить анонимное правосудие чужими руками. Это вполне могла быть какая-нибудь мелкая сошка. Кто угодно в той цепочке, которой стало известно мое прежнее имя и которая заканчивается на детективе Престере. Я даже не могу винить того, кто это сделал. Никто не забыл Мэлвина Ройяла.