Могучий старик садится на камне, его ноги опускаются на собранные растения. По размерам он не уступает черному перевертню, крупное лицо словно тесали топором, а на груди неизвестно каким образом держится ромашка. Ладони величиной с ковш экскаватора ложатся на колени, он с хрустом расправляет плечи. Перевертни начинают отступать назад.

– Я не виноват, это те… остальные меня подговорили, – через силу выдавливает Степан.

– Отпусти Ладушку, Степан. Я всё слышал! – падает очередной валун в ущелье.

Перевертень осматривается по сторонам и видит страх в глазах своих подопечных. Они боятся сидящего старика, но их больше. Да и Пастырь после долгого лежания вряд ли может так быстро восстановиться.

– Убейте их всех! – срывается на визг Степан.

– Это вряд ли! – тут же отзывается голос из темноты. – Мальчишки, вы положите пукалки-то, а то нечаянно пораниться можете.

Автоматчики оглядывается, я вместе с ними. Пред нами предстает Семен Платонов, он выходит, как герой дешевых боевиков – с двумя автоматами подмышкой. Ещё два автомата держит Сидорыч. Они выходят с той стороны, куда увели Людмилу.

Двое мужчин оглядывают стоящих автоматчиков, и дуло каждого из автоматов смотрит строго в голову выбранной мишени. Я чувствую, как мои губы невольно разъезжаются в стороны. Жизнь налаживается…

– Положите на землю! Что не понятно? – следом за возгласом раздается выстрел, и один из автоматчиков оседает на землю.

Другие тут же бросают оружие. Я подбираю автоматы. От греха подальше. Не могу отказать себе в удовольствии врезать командиру по сопатке. Наотмашь. Тот падает и не хочет подниматься.

– Ты всё равно не победил! Слуги мои, убейте их! Не жалеть никого! Всех… – Степан не успевает закончить свой призыв.

Охотница взвивается в воздух, как выпущенная ракета. Она переворачивается и двумя ногами бьет по оскаленной морде. От отдачи она отлетает к костру, зато голова Степана запрокидывается вверх, и к нему кидается Александр.

Он пролетает мимо черной тени, которая метнулась ему за спину; мимо встающего старика-богатыря; мимо приземляющейся охотницы. Я не успеваю увидеть, что у него в руках. Сверкает багрово-красный всполох, и взмах руки увлекает за собой фонтанчик крови.

Я вижу, как перекидываются автоматчики, как два старика нажимают на спусковые крючки. Мой палец тоже ощущает холод крючка, и отдача колотит по плечу.

 Рычание оборачиваются скулежом, пули впиваются в тела смертоносными пчелами. Перевертней, которые недавно держали нас на мушках, отбрасывает назад и валит на землю.

– Стойте, твари! Назад!! – гремит с постамента.

Зажимая лапой горло, Степан всё-таки хрипит:

– Уничтожить всех!

Лежащие на земле перевертни начинают перекидываться. Мы стреляем в них, тела дергаются, но шерсть покрывает свежие раны и вскоре на земле лежат четверо полулюдей-полуволков. Они не смогли полностью обернуться и застывают на середине превращения. А к нам летит десяток новых врагов. Рожки пусты и автоматы отброшены прочь.

Мы с Сидорычем перекидываемся – такого огромного берендея я никогда не видел. Даже Иваныч перед ним, как чихуахуа перед сенбернаром. Ростом огромный берендей вряд ли уступит Пастырю.

Смертоносной волной налетают перевертни. Разгорается бой, и я уже не в силах наблюдать за Александром и остальными.

Рядом бьется Платонов, подобной скорости не наблюдал даже у охотницы, а уж быстрее её во всем свете нет.

Старик исчезает с одного места и появляется в другом. Кидает связку игл в перевертня, каким-то чудом оказывается у мишени раньше игл и в полете вытаскивает четыре стержня. Четыре незаметных удара, и на землю падает обнаженный человек с торчащими из глазниц, лба и груди иглами.

– Твари! – раскатывается над поляной громовой голос. – Ваш повелитель приказывает вам отступить.

Твари не отступают. Я сцепился с двумя перевертнями. Один из них впивается в мою лапу бульдожьей хваткой и висит, не давая взмахнуть и отбить атаки от другого. Невероятно, но каким-то образом я ещё стою с таким грузом и даже умудряюсь уклоняться и уходить с линии атаки.

Я бью правой кувалдой по морде вцепившегося перевертня, но тот не отпускает меня, рвет и царапает всеми четырьмя лапами.

Второй перевертень падает на меня сверху и две туши скрывают свет костра. Я бью так, как никогда прежде. Удары попадают по твердым телам, когтями вырываю шматки мяса вместе с шерстью, зубами кусаю то, что попадается в пределах досягаемости. Даже торчащий корень сосны переломился пополам, когда ненароком ударил меня по щеке. Соперники по силе не отстают от меня.

– Оставь его мне! – почти в самое ухо рычит Сидорович.

Он скидывает одного моего противника. В смертельных для оборотня точках возникают медные иглы, как сломанная кукла отлетает обнаженная и окровавленная девушка. Платонов подмигивает мне и нападает на нового врага.

Я наваливаюсь на другого перевертня, а Сидорович бежит дальше, к постаменту. Захватываю челюсть второго противника и оттягиваю её назад. Среди воя, скулежа, рычания слышится хруст ломаемой ветки и в моих лапах дергается тело молодого парня. Голова отделяется легко, словно срываю с бахчи крупный арбуз.

Когда оглядываюсь по сторонам в поисках новых врагов, то вижу, кому кричал старый берендей. Александр отпрыгивает от Степана и огромный медведечеловек наваливается на перевертня. Тот пытается выбраться из-под огромного тела, но тяжелая туша придавливает его к земле.

– За Серегу! – рычит Сидорович.

В костер летит оторванная голова получеловека-полуволка. В полете она оборачивается человеческой головой, и раскаленные угли с радостным шипением принимают беловолосую жертву. Охотница вертится как взбешенный берсерк, от неё один за другим отлетают изломанные тела. Два черных перевертня, причем один в полтора раза больше другого, тоже ломают и убивают визжащих нападающих.

В руке Александра блестит окровавленная звездочка, подобную я видел у охотницы. Мой друг стоит у костра и наблюдает за побоищем. Перевертней осталось не больше десятка и двое из них кидаются прочь. Остальные восемь отскакивают и, тяжело дыша, осматриваются по сторонам.

– Ваш предводитель мертв, вы можете разделить его участь, или же сдаться. Жить или умереть – каков ваш выбор? – утробным рычанием грохочет большой черный перевертень.

Волчий Пастырь – огромный как мой оставленный в Мугреево-Никольском «Уазик-буханка». На спине встает дыбом шерсть, когда я представил, что он мог быть не на нашей стороне. А ведь мы спешили, чтобы его остановить, а охотница сама… собственной рукой…

Как она смогла без крови Ульяны?

Оставшиеся в живых перевертни падает на колени. Полная луна освещает поле боя. Блики костра пляшут на окровавленных телах. Голые люди, лежащие вповалку на земле, напоминают картину Содома и Гоморры, если бы не красные разводы на телах и оторванные конечности.

– Пошли вон! И эту падаль унесите с