– Давай, чтобы не шарахаться ночью по деревне, людей не будить, в бане переночуем. – И он указал на крепкий деревянный сруб.

Эллина согласно закивала. Ей так хотелось спать, что она готова была улечься даже в непротопленной бане на жестких полках. Тем более у Колюни имелась запасная шинель, которую он обязательно пожертвует Эллине, чтобы она могла укрыться, а для мягкости можно веников положить, и будет вполне удобно.

Они направились к бане, но не успели сделать и десятка шагов, как из-за забора вынырнули два человека с автоматами. Это были немецкие солдаты! Один уткнул дуло в грудь Эллине, второй прицелился в Колюню.

– Русишь шпион? – спросил тот, что держал на мушке гитариста.

– Найн, найн, – запротестовала Эллина. – Мы артисты! – Она указала на гриф гитары, торчавший из-за горбатой спины Колюни. – Певцы! – От страха она говорила с таким чудовищным акцентом, что ей самой резало слух. – Заблудились! В лесу!

Лица немцев оставались непроницаемыми. То ли они ничего не поняли, то ли не поверили. Тогда Эллина запела. Сначала тихонько, почти шепотом, потом все громче и громче. Пела она любимую песенку Хайнца Штайнберга «Малышка Элла», слова которой впечатались в ее память на всю жизнь.

Солдаты пришли в восторг! Они слушали эту незатейливую песенку с горящими глазами, а когда Эллина допела, даже поаплодировали. Автоматы при этом они из рук выпустили, и те просто болтались на шее. Эллина подумала тогда, что, будь на месте Колюни здоровый крепкий мужик, он смог бы обезоружить солдат, но разве худому сгорбленному гитаристу с этими двумя молодчиками справиться?

Тут дверь ближайшей избы распахнулась, и на крыльцо вывалились два пьяных офицера. Громко гогоча и шатаясь из стороны в сторону, они побрели к соседнему дому и принялись стучать в окна. Когда на их стук не прореагировали, немцы стали ломиться в дверь. Сорвав ее с петель, они проникли в дом, и буквально через несколько секунд вновь показались на улице, волоча за руки плачущую и отчаянно упирающуюся женщину в ночной рубахе. Она была уже немолода, но очень аппетитна: статная, длинноволосая, с сочными губами. Немцы хватали ее то за колыхающуюся под тонким ситцем грудь, то за крутые бедра, то хлопали по ляжкам и, не переставая ржать, тащили в сторону сарая. Вслед за ними бежала седенькая старушка, босая, простоволосая, умоляюще протягивая руку и бормоча, как заклинание: «Не троньте ее, не троньте, Христом Богом молю…»

Эллина не могла на это смотреть, отвернулась. Ей было жаль и женщину, и ее мать, но сейчас она думала не о них, а о себе. Можно было не сомневаться, что следующей, кого потащат в сарай, будет она.

– Не бойся, – шепнул ей Колюня, воспользовавшись тем, что конвоиры отвлеклись на офицеров и их жертву. – Я не позволю им сделать это с тобой…

Его слова вызвали у Эллины лишь приступ раздражения. Не позволит он! Что за пустая болтовня! Тут даже здоровый и бравый в одиночку не справится, а что уж об инвалиде говорить?

– У меня есть граната, – продолжал Коля. – Сейчас нас туда поведут, – он дернул подбородком в сторону штаба. – Ты споешь им песенку. Я подыграю. Но как только я дам тебе знак, под любым предлогом покинь дом. Скажи, в туалет хочешь или еще что-нибудь. Когда прозвучит взрыв, беги подальше от деревни и прячься… Поняла?

Графиня испуганно кивнула. Хотя на самом деле не все до конца поняла. Она убежит, а как же Коля? Он ее догонит? Или присоединится к ней позже? Но в таком случае как он ее найдет?

Мысли эти роились в голове, сбивая Эллину с толку. Однако приводить их в порядок было некогда, ибо в следующий момент конвоиры вспомнили о них и дулами автоматов указали направление, в котором пленникам надлежит двигаться. Как Колян и предполагал, повели их в штаб, превращенный этой ночью в вертеп. В избе дым стоял коромыслом, пахло алкоголем, луком и потом. Компания из десятка солдат и двух офицеров сидела вокруг стола, поглощая водку и громко разговаривая. Еще трое вояк перекидывались за натопленной печкой в карты. А один валялся на печке, наигрывая на губной гармошке. Пьяны были все, но в разной степени. Самым хмельным оказался совсем юный солдатик, худенький и лопоухий с трогательными голубыми глазами. Он то и дело моргал ими, точно хотел проснуться. Состояние, в котором он находился, было непривычным для него и похожим на сон. Наиболее трезвым оказался статный офицер лет сорока пяти с наградным крестом на груди. Видимо, он был тут самый старший по званию, поэтому старался не ронять авторитета и пил немного. Именно он первым увидел Эллину и присвистнул. А на Колюню даже внимания не обратил.

– Кто такая? – спросил он у приведших пленников солдат.

– Певица, – ответил один из них. Эллина порадовалась тому, что понимает их речь. – С аккомпаниатором. Говорят, заблудились…

– Она так здорово поет «Малышку Эллу», – вмешался второй. – Помните старую детскую песенку-считалку?

Офицер воззрился на Эллину с еще большим интересом.

– Спеть? – спросила у него Графиня.

– Говорите по-немецки? – удивился он.

– Немного. Я немка. Моя фамилия Берг.

– Ну, что ж, фрейлейн Берг… Мы будем рады вас послушать!

Пьяная солдатня радостно заулюлюкала.

– Я буду аккомпанировать, – подал голос Колюня и хлопнул ладонью по грифу гитары, показывая, что собирается расчехлить ее и сыграть. Немцы не возражали. Достав гитару, Коля тронул струны, потом заиграл нехитрый мотивчик.

Эллина спела «Малышку Эллу». Затем исполнила французский романс и русскую колыбельную. Ее наградили бурными аплодисментами, офицер подозвал Графиню к себе, усадил рядом, обнял, пододвинул к ней стопку с водкой и плитку шоколада. Эллина от водки отказалась (ей нужно было сохранить трезвость мышления), а вот шоколад съела с удовольствием.

– А мне можно? – спросил Колюня, ткнув пальцем в нетронутую Эллиной стопку. Офицер милостиво кивнул. Его рука под столом протиснулась между коленей Графини и поползла по бедрам вверх. И она даже через утепленные солдатские кальсоны чувствовала влажный жар его ладони.

Колюня сделал шаг к столу, потянулся к стопке, но споткнулся обо что-то и упал прямо на Эллину.

– Пора, – услышала она его шепот и поняла, что падение инсценировано.

А Колюня тем временем опорожнил стопку, крякнул, вернулся к табурету, на котором сидел ранее, и ногой пододвинул гитарный чехол к себе. Эллина поняла, где он прячет гранату.

– Могу я отлучиться на секунду? – спросила она у своего «кавалера», вторая рука которого блуждала по ее спине, нащупывая застежку лифчика. – Мой спутник пока сыграет вам что-нибудь…

– Я провожу, – жарко выдохнул ей на ухо немец. Тут его за рукав подергал другой офицер и заговорщицким шепотом, думая, что Эллина не слышит, спросил: – Потом поделишься со мной этой малышкой?

Согласный кивок был ему ответом. Внутренне похолодев, Эллина сохранила видимое спокойствие. Припав к немцу грудью, она томно посмотрела на него и игриво промурлыкала: