Его темные глаза смотрели зло.

– Я? – у Александра внезапно пересохло в горле, и вопрос прозвучал сдавленно и глухо. Пара мальчишек, расположившихся за спиной коренастого, увидев испуг и растерянность Александра, захихикали. Он знал этого коренастого парня. Его прозвище было Дробила. Александру уже дважды приходилось получать от него затрещины, но он тогда это делал как бы межу прочим, проходя мимо. А вот теперь Дробила сам подзывает его к себе и явно не для того, чтобы угостить шоколадкой.

– А кто же?! Именно ты мне и нужен! – Дробила смачно плюнул в его сторону.

Чувствуя слабость в коленках, Александр покорно сделал шаг к нему.

– Побыстрей!

Александр приблизился, сердце испуганно стучало по грудной клетке, словно стараясь вырваться на свободу.

– Это ты с Кэт дружишь? – мрачно спросил он, пристально глядя в глаза.

– Д-да, – заикаясь, подтвердил Александр.

Дробила лениво хлопнул его по левой щеке. Александр вздрогнул, но не решился дать сдачи.

– Так, значит это действительно ты! – он ткнул кулаком в живот, потом звезданул по уху.

Слезы выступили у Александра на глазах.

– За что? – шмыгнул он носом.

Дробила молча пнул его по коленке, затем ударил по лицу.

– Не надо! – взмолился Александр, размазывая по щекам слезы и кровавые сопли. – Прости!

– На колени, – приказал Дробила, – тогда прошу! На колени, я сказал!

И Александр медленно, кляня себя за трусость, опустился на колени.

– Ну, вот то-то! – удовлетворенно сказал Дробила. – И чтоб около Кэт я тебя больше не видел!

Как потом жег Александра стыд за перенесенное унижение. И стыд был с каждым днем сильней. Ложась спать, он вспоминал, как стоял на коленях, как униженно просил о прощении. Сколько раз он представлял, как встретит Дробилу, сначала ударит его под дых, собьет с ног и будет плевать, плевать в его самодовольную наглую рожу. Но этого так и не случилось. Родители Александра, сменив место работы, переехали в другой город, и он, разумеется, вместе с ними.

Исправить, загладить содеянную трусость Александру так и не было дано. И то, что произошло, лежало темным пятном на его душе, сопровождало по жизни, словно привязчивая собачка. Он вспоминал о своем унижении в самый неподходящий момент, например, когда расписывал девчонкам, какой он крутой. Конечно, никто не напоминал о том событии. Дробила и его «шестерки» ему так никогда и не встретились. И все-таки именно та трусость помогла ему в дальнейшем бороться со смертельными опасностями, с новыми проявлениями трусости. Он не хотел, боялся еще раз пережить подобный стыд…

* * *

Александр вернулся с прогулки, открыл ключом дверь в комнату и с интересом посмотрел на записку, лежавшую на столе. Очень любопытно.

Роботы-уборщики записок не пишут, только жалуются коменданту общежития, составляя список нарушений при пользовании жилым помещением.

Зеленые буквы, сложившись в слова, заставили вздрогнуть: «Твоя девка у меня. Если не хочешь получить ее голову по почте, то поторопись. Жду тебя в шесть часов вечера на заводе Маршалла в главном корпусе. Оружие брать не рекомендую. И поторопись! Твой старый боевой друг, капрал Додж».

«Мэй! Как только ее угораздило? Она же, вроде, уехала на праздники к родителям. Ты ее все равно не спасешь! Додж убьет и ее, и тебя!» – зашептал внутренний голос.

Бывший десантник тряхнул головой, отбрасывая эти жалкие мысли.

* * *

Завод Маршалла располагался на пустынной окраине города. Он, по слухам, лет сто, как не работал и теперь стоял пустой, мрачной и серой громадой, наводящей тоску даже в солнечную, ясную погоду.

Додж знал, что выбирать для театральной сцены мести. Да, в нем точно умер великий режиссер. Поколебавшись, Гривин двинулся к зданию главного корпуса, внимательно осматриваясь. Кругом ни души! Ни единого движения…

Тяжелая, заржавевшая металлическая дверь открылась с трудом. Внутреннее помещение главного корпуса представляло собой заброшенный цех. Здесь царил сумрак. Пол покрывали полузасыпанные пылью и трухой стружки, какие-то железки, детали полуразвалившихся станков.

Гривин чихнул. Чихание, отразившись от высоких стен, громко отозвалось под сводами цеха.

То ли птица, то ли летучая мышь испуганно метнулась в глубь здания.

У противоположной стены сидела девушка, привязанная к какому-то устройству. Кусок пластыря залеплял ей рот.

Доджа пока не видно, но капрал должен был находиться где-то рядом.

– Додж, ты где? «Где-где…» – откликнулось эхо.

– Я пришел! «Шел-шел…»

– Я здесь! – раздался насмешливый голос за спиной. – Брось оружие!

– У меня нет оружия, я ничего не взял с собой! – ответил отставник, досадуя, что позволил противнику оказаться позади себя.

– Весьма похвально! – ствол пистолета уткнулся в спину между лопаток.

Додж тщательно обыскал «дорогого гостя», потом довольно засопел и даже замурлыкал под нос одну фривольную песенку кабаков Канопуса.

– Точно, ничего! Повернись!

Когда Александр развернулся, Додж резко ударил по лицу. Кровь из треснувших губ заструилась по подбородку, но Гривс устоял на ногах.

Тогда Додж ударил коленом в живот. Боль, разорвавшая внутренности, затмила все. Мир исчез, была только боль, одна боль и ничего, кроме боли.

– Ну что, Гривс? Больно? – заботливо спросил Додж и пнул по ребрам.

– М-м-м-м! – последовал ответ.

Додж ударил еще и еще…

– Это тебе за меня! Это за тюрьму! Это за лейтенанта Крайса! Это за мои деньги! – приговаривал Додж, пиная и пиная, а потом заорал: – На колени, дерьмо! Ползай у моих ног, проси о пощаде, о милости! Тогда я, глядишь, и разжалоблюсь! По крайней мере, пока ты мне будешь лизать сапоги, я тебя не ударю! Будешь лизать мне сапоги?

– Буду! Только не бейте!

Додж захохотал.

– Я всегда знал, что ты трусливая мразь, Ксан Гривс! Сопливый интеллигентствующий слюнтяй! – он подставил сапог к лицу. – На, лижи, ублюдок!

Он был так в этот момент похож на Дробилу из детских воспоминаний. Капрал упивался унижением.

Пошатываясь, Гривин встал на колени перед ним.

– Давай, поторапливайся, скотина! – усмехался Додж.

Он никак не ожидал, что Гривс рванет его за ноги…

Додж рухнул на запыленный бетон, ударившись со всего маху затылком. Пистолет отлетел далеко в сторону. Но вот Додж пришел в себя.

Противники поднялись одновременно. Боль пронизывала все тело Гривина, боль в ребрах не давала вздохнуть, но, похоже, и Доджу пришлось не сладко. Кровь из разбитого затылка капала на его комбинезон.