Незнакомый? В следующую секунду она узнала его, это был голос той женщины, шантажистки из сквера.

– Алиса, – проговорила шантажистка, – мы не закончили наш разговор. Нам помешали. Мое предложение остается в силе.

– Ваше предложение? – переспросила Алиса, чтобы выиграть время.

– Не делайте вид, что забыли, о чем речь! – раздраженно воскликнула шантажистка. – Вы все прекрасно помните! Я отдам вам нож в обмен на камень… – Алиса молчала, и ее собеседница настойчиво повторила: – Нож в обмен на камень! Отдайте мне его! Он попал к вам в руки совершенно случайно, вы ничего о нем не знаете, вы… вы не имеете на него никаких прав!

Алиса задумалась.

На самом деле, зачем ей этот камень? Отдать его, и дело с концом… Кажется, этот неприятный капитан больше не считает ее главной подозреваемой, ее оставят в покое. Но вот если всплывет нож с ее отпечатками пальцев, все закрутится по новой, те двое милиционеров вцепятся в нее, как ищейки, и не отпустят, пока не упрячут на зону. Надо отдать камень…

Но что-то в ее душе противилось этому решению.

Красный кулон достался ей от Натальи Юрьевны, старая актриса оставила его Алисе как память о себе. Отдать его совершенно постороннему человеку – это значило бы предать ее память.

Но этим все не исчерпывалось. С того момента как Алиса получила этот камень, жизнь ее удивительным образом переменилась, судьба стала к ней добра. Ее стали принимать всерьез бывшие коллеги, ее пригласили на съемки…

И это было не все!

Алиса чувствовала какую-то постороннюю, непривычную силу, которая не позволяла ей отдать камень. Как будто сам камень сопротивлялся такому решению, как будто он хотел остаться у нее.

Алиса дотронулась до кулона, который висел у нее на шее, и почувствовала исходящее от него тепло. Тепло и силу.

– Я не отдам камень, – проговорила она тихо, но твердо.

– Ах, вот как… – отозвалась ее собеседница после короткой паузы. – Не отдашь? Ну, тогда пеняй на себя…

Алиса положила трубку и прислушалась к себе. Камень продолжал греть ее кожу мягким теплом, стало быть, она все сделала правильно.

И в этот самый момент она вспомнила, что не видала тот злосчастный нож с перламутровой ручкой с того самого времени, когда Глеб побывал в квартире в ее отсутствие и забрал все мало-мальски ценные вещи. Стало быть, нож был у него! И она, Алиса, не могла им воспользоваться для убийства! Но как это доказать, тут же задумалась Алиса, вряд ли в милиции поверят ей на слово. И как бы в ответ на ее мысли снова раздался телефонный звонок.

– Ну что еще, – недовольно сказала она в трубку, думая, что звонит все та же шантажистка, – кажется, мы все уже обсудили! Я не…

– Прошу прощения, – раздался в трубке вежливый мужской голос, – я говорю с Алисой Леонидовной Окуневой?

– Да, я вас слушаю, – Алиса прикусила язык.

– Вас беспокоит следователь Гусев, – сказал мужчина, – попрошу вас прибыть завтра ко мне для беседы.

– Это по поводу убийства? – пролепетала Алиса, разом растеряв все свое мужество.

– Разумеется. И не забудьте паспорт.

Она с трудом смогла записать адрес – так дрожали руки.

* * *

Дверь каюты распахнулась. На пороге появился коренастый широкоплечий офицер, легат Марк Фурний.

– Император! – воскликнул он хриплым, возбужденным голосом. – Выйди на палубу, твоим солдатам нужно увидеть своего повелителя! Увидев тебя, они станут сражаться как львы!

– Вряд ли их воодушевит мой вид, – Август пытался шутить, но лицо его было бледно как бумага, под глазами залегли глубокие тени. Он не переносил качки и сейчас жестоко страдал от морской болезни.

Однако Фурний не уходил, и Август, сделав над собой усилие, поднялся со скамьи. Он велел слуге подать губку, смоченную уксусом, и протер лицо. Затем выдавил в стакан холодной воды половинку лимона и выпил, морщась. Лучше не стало, но Август все же вышел на палубу, опираясь на плечо Марка Фурния.

Его личный корабль стоял чуть позади боевого строя, на выходе из залива. Отсюда было хорошо видно, как проходит сражение.

Тяжелые, мощные корабли Марка Антония занимали середину пролива. Как плавучие крепости, они покачивались на волнах, медлительные, неповоротливые, не способные к маневру. Носы их были окованы медью, высокие борта обшиты дубовыми брусьями. Вокруг них сновали легкие биремы и либурны Августа, как охотничьи собаки вокруг медведей. Один из легких кораблей попытался протаранить борт плавучей крепости, но таран разбился в щепки. Другие корабли проворно маневрировали, осыпая противника градом стрел и метательных снарядов. С тяжелых кораблей Антония отвечали выстрелами катапульт, установленных в палубных башнях, метали зажигательные снаряды. Несколько легких бирем окружили плавучую крепость, на ее борт закинули абордажные крючья, и завязалась кровавая схватка.

В это время Марк Фурний закричал, перекрывая грохот боя:

– Слава Октавиану Августу!

Легионеры обернулись на крик, увидели бледного полководца, закутанного в багряный плащ, и бросились на вражеский корабль с дружным криком:

– Да здравствует император!

На левом фланге началось движение. Несколько плавучих крепостей сдвинулись с места, либурны Августа пошли на прорыв. В это время в глубине залива, позади главного боевого строя, поднял паруса длинный приземистый корабль с тремя рядами весел. Пользуясь попутным ветром, корабль быстро набрал ход и помчался на юг.

– Чей это корабль вышел из боя? – спросил Август, повернувшись к Фурнию. Тот вгляделся в цветные паруса и уверенно проговорил:

– Это галера Клеопатры.

Словно в подтверждение его слов, вслед за первым кораблем развернулись и вышли из боя остальные египетские суда, оставив тяжелые корабли Антония без прикрытия.

Плавучие крепости сломали боевой строй и начали отступать в глубину залива.

К кораблю Августа подошла легкая пентера, с нее перебросили трап, на борт взбежал посыльный от командующего флотом Марка Випсания Агриппы.

– Император, победа в наших руках! – воскликнул он с веселой злой радостью. – Египетская царица бежала, и Марк Антоний последовал за ней! Его флот лишен командира! Еще одно усилие – и флот противника будет разбит!

– Славно, – проговорил Август, и лицо его перекосилось – морская болезнь мучила императора, как простого смертного. Он развернулся и ушел обратно в каюту, предоставив легатам и военачальникам довершить начатое.

– Сюда нельзя! – раздался у входа истеричный голос служанки. – Царица не хочет никого видеть!

– Прочь с дороги! – ответил грубый мужской голос, и на пороге царской опочивальни появился римский офицер в простом походном плаще и запыленном шлеме.

Клеопатра поднялась с ложа и шагнула навстречу римлянину.