— В пабе, — сказала я. — Он всегда заходит туда после крикета.

Я провела их в ее комнату. На мисс Блэк были какие-то металлические доспехи, которые звенели, пока она поднималась по лестнице. Вид у нее был такой странный, что я начала сомневаться — уж не снится ли мне все это.

Мистер Джексон положил хозяйку на кровать и сказал:

— Оставайтесь с ней — я схожу за ее мужем.

— А я — за доктором, — сказала мисс Блэк.

— Один доктор живет на Хайгейт-роуд немного выше паба, — сказала я. — Я могу…

Но они ушли, прежде чем я успела предложить им сходить за доктором, чтобы мисс Блэк могла остаться со своей подругой. Она вроде как не хотела оставаться.

И вот я осталась с хозяйкой. Она лежала и смотрела на меня, а я не знала, что делать. Я зажгла свечу и собиралась задернуть шторы, но тут она прошептала:

— Не закрывай их. И окно распахни.

Она выглядела так нелепо в своем зеленом одеянии с голыми ногами. Мистер Коулман упал бы без чувств, увидев ее. Открыв окно, я села на кровать рядом с ней и начала снимать с нее маленькие зеленые сапожки.

— Дженни, я хочу попросить тебя кое о чем, — очень тихим голосом произнесла она.

— Да, мадам.

— Кто-нибудь знает о том, что со мной было?

— Что с вами было, мадам? — переспросила я. — Маленький несчастный случай, только и всего.

Глаза хозяйки загорелись, и она покачала головой.

— Дженни, для этих глупостей нет времени. Давай хоть теперь будем откровенны друг с другом — кто-нибудь знает, что со мной было два года назад?

Я-то сразу поняла, о чем она говорит, хоть и прикинулась дурочкой. Я поставила ее сапожки на пол.

— Никто, кроме меня. И миссис Бейкер — она догадалась. Ах да, еще Саймон.

— Мальчик с кладбища? А он откуда знает?

— Потому как его мама вам и сделала это.

— И это все? Больше никто не знает?

Я, не глядя ей в глаза, стащила у нее с головы зеленую шапочку.

— Нет.

Я не стала ничего говорить про письмо мисс Лайви. Не имело смысла волновать ее в таком состоянии. Саймон, миссис Бейкер и я — мы-то будем немы как рыбы, но кто знает, что вдруг может взбрести в голову Лайви, а то и взбрело уже. Но хозяйке это знать было ни к чему.

— Я не хочу, чтобы мужчины узнали.

— Нет-нет. — Я засунула руку ей за спину и стала расстегивать пуговицы на ее тунике.

— Обещай, что они не узнают.

— Не узнают.

— Обещай мне еще кое-что.

— Да, мадам.

— Обещай, что не позволишь моей свекрови наложить лапы на Мод.

Я стащила с нее тунику и охнула. Грудь у нее была один сплошной синяк.

— Господи, что с вами случилось, мадам?

— Обещай мне.

Теперь я поняла, почему она так говорит.

— Что вы, мадам, вы через день-другой поправитесь. Скоро придет доктор — он вас вылечит. Мисс Блэк сейчас его приведет. А мистер… этот джентльмен приведет вашего мужа. — Хозяйка хотела что-то сказать, но я ей не дала: я говорила и говорила — первое, что приходило мне в голову. — Он сейчас в пабе, но оттуда пути всего одна минута. Давайте наденем эту ночную рубашку, пока они не пришли. Она такая хорошенькая, вот эта, с кружевом и манжетиками. Давайте проденем сюда вашу головку и натянем ее на вас. Вот так. А теперь ваши волосы. Так уже лучше.

Она снова легла на спину, как если бы ей не хватало сил бороться с моими словами. Дыхание у нее было прерывистым. Слушать его было невыносимо.

— Я сейчас сбегаю зажгу лампы, — сказала я. — Для доктора и хозяина. — Я выбежала, прежде чем она успела что-нибудь сказать.

Мистер Коулман пришел домой, когда я зажигала лампы в передней, а потом появились доктор и мисс Блэк. Они прошли наверх, и потом там все стихло. Я не удержалась — поднялась и встала у дверей послушать, что там происходит.

Голос у доктора был такой тихий, что я услышала только «внутреннее кровотечение».

Потом мистер Коулман набросился на мисс Блэк.

— Почему, черт возьми, вы не обратились к врачу сразу же, как это случилось? — закричал он. — Вы хвастались, что соберете огромную толпу, — неужели среди двухсот тысяч человек не нашлось ни одного доктора?!

— Вы не понимаете, — сказала Каролина Блэк. — Там была такая давка, что не то что двигаться — говорить было трудно. Что уж там искать доктора.

— Почему вы не доставили ее домой немедленно? Если бы вы проявили хоть каплю здравого смысла, то, может, с ней сейчас все было бы в порядке, не считая нескольких синяков.

— Вы полагаете, я не умоляла ее об этом? Вы абсолютно не знаете свою жену, если думаете, что она сделала бы то, о чем я ее просила. В этот исторический день она хотела добраться до Гайд-парка и слушать речи, и что бы я или кто-либо другой — даже вы, сэр, — ни сказали, разубедить ее было невозможно.

— Преувеличение! — выкрикнул мистер Коулман. — Даже в такую минуту вы, суфражистки, прибегаете к преувеличениям. Будь проклят этот ваш исторический день! Вы хоть посмотрели на ее грудь, после того как это случилось? Вы хоть видели эти повреждения? И какой идиот поручил Китти вести лошадь? Она лошадей как огня боится!

— Она сама вызвалась. Ее никто не заставлял. Она мне ничего не говорила о том, что боится лошадей.

— А где Мод? — спросил мистер Коулман. — Что случилось с моей дочерью?

— Она… она на пути домой, я уверена. — Каролина Блэк плакала.

Я больше не могла это выдержать. Я спустилась на кухню и поставила чайник. А потом села за стол и сама начала плакать.

Через его плечо я увидела, как упала звезда. Это была я.

Я никогда прежде не видел мертвеца Из уст могильщика это, наверно, звучит странно. Весь день вокруг меня мертвецы, но они лежат в гробах, заколоченные гвоздями и засыпанные землей. Иногда я стою на гробу в могиле, и от мертвеца меня отделяет всего один дюйм дерева. Но я его не вижу. Если бы я меньше времени проводил на кладбище, то все время видел бы мертвецов. Забавно. Наша ма и сестры видели их сотни — всех этих женщин и мертворожденных младенцев, соседей, умерших от голода или холода.

Странно видеть кого-то, кого я знаю, вот так. Если бы я не знал, что ищу ее, я бы ее не узнал. Не потому, что она зарезана, или удавлена, или что-нибудь в этом роде. Просто ее здесь нет. Вот руки, ноги, голова — все на своих местах — лежат за грудой кирпичей позади конюшен. И лицо чистое, даже спокойное, рот сжат, глаза немного приоткрыты, словно она поглядывает сквозь ресницы, но не хочет, чтобы ты об этом знал. Но когда я смотрю на это лицо, я ее просто не вижу. Она уже больше не человек, а предмет, как мешок картошки.