– Тебя кто-нибудь видел?

Люси покачала головой, сплюнула ниточку желчи.

Он схватил ее за запястье, крепко сжал:

– Как ты сюда попала?

– Пу… сти… Дай… мне… уйти… пожалуйста!

Шарко даже не пришлось преодолевать в себе добросовестного полицейского. Они были одной породы, он и Люси. Два сломленных существа с израненной душой, и они оба были вне закона. Он отпустил ее руку.

– Беги! Вот туда, по проулку – и чтоб тебя не заметили. На все про все у тебя меньше пяти секунд. Ни в коем случае мне не звони, что бы ни случилось – мы с тобой здесь не виделись. Я сам с тобой свяжусь.

Франк так резко подтолкнул Люси, что она чуть не упала. Но устояла, обернулась, чтобы поблагодарить, и увидела его спину. Комиссар быстро удалялся. Тогда она набрала в грудь побольше воздуха, рванула с места, как спринтер, и вскоре растворилась во мраке, окутавшем Монмартр.

На углу проулка и улицы Дарвина возникла могучая фигура Леваллуа. Молодой полицейский с квадратной физиономией прямо-таки кипел и бурлил, – так его возбудила охота.

– Кто-то сбежал там, задами, не видел? – спросил он, оказавшись лицом к лицу со старшим коллегой.

Шарко обернулся, глянул на высокую бетонную ограду.

– Нет, у меня все спокойно. А кто мог сбежать? Что там вообще происходит?

Леваллуа с пристрастием осмотрел проулок и вернулся к комиссару.

– Окно комнаты было распахнуто. Сбежать он мог только через сад. Я думал, ты слышал крик.

– Небось кошки-заразы! Ты-то уверен, что видел человека?

– Не знаю. Но там есть одна странность. Пошли покажу…

Леваллуа развернулся, перемахнул через ограду и исчез в саду. Оставшись один, Шарко глубоко вздохнул. Еще бы немного, и… А сейчас Люси должна быть уже достаточно далеко, вне опасности.

Но в любом случае она должна будет все ему объяснить.

Комиссар поспешил к дому. Полицейские вытаскивали оттуда юношу в наручниках, тот яростно сопротивлялся: отбивался ногами, рычал, издавал странные – в нос – крики. Держать его приходилось втроем. Возглавлявший группу Белланже мрачно смотрел на арестованного.

– Что это еще за балаган? – едва переводя дух, спросил Шарко.

– А черт его знает! Тернэ мертв. Этот тип ни чего не говорит, а сам спокойненько сидел и переворачивал страницы книги в трех метрах от трупа.

– Странное поведение… И орет он тоже как-то странно… Может, крыша у него поехала?

– Я бы сказал, давно уехала, причем далеко. На обложке его книги крупная цифра триста сорок два, страницы внутри пронумерованы, от первой до трехсотой, но все они совершенно чистые – без единого печатного знака. У парня никаких документов. Вероятно, он проник в дом через окно, уронил при этом какой-то металлический предмет, испугался шума и спрятался в маленькой комнате, смежной с той, где было совершено преступление…

Шарко кивнул:

– Похоже на то. В проулке я никого не видел, и мне кажется, Леваллуа гоняется за призраком.

Парнишку в черной пижаме уже затолкали в полицейскую машину, но и оттуда были слышны его гнусавые вопли. В соседних домах зажигали свет. Люди выходили на улицу.

– Голову даю на отсечение, этот тип сбежал из психушки или чего-то в этом роде, – серьезно сказал Белланже. – Но какого черта он сбежал именно сюда?

Полчаса спустя они вошли вместе с криминалистами в дом жертвы. Одетые в форму эксперты разошлись по комнатам.

– Ты шагай на место преступления, – сказал Шарко, – а я подойду туда чуть позже. Хочу тут осмотреться и хоть немножко вникнуть в обстановку.

Комиссар глушил чашку за чашкой крепчайший – чистый кофеин! – кофе. Одиннадцать вечера. Тело заряжено, как аккумулятор, до упора. Столько адреналина плюс энергетик – этак он израсходуется до последнего и, глядишь, все-таки рухнет и уснет как убитый. И наконец-то выспится.

Пока Леваллуа на первом этаже собирал по телефону информацию о жертве, Шарко обходил комнаты одну за другой, и везде его встречали сумрачные, тревожные, утомленные лица коллег. Гостиная, бильярдная, еще одна гостиная, побольше, кинозал. Везде чистота, как в операционной. Судя по предварительным данным, Стефан Тернэ был известным акушером-гинекологом и иммунологом, работал в Нейи[17]. Ему было шестьдесят пять лет, и, видимо, он маниакально заботился о порядке в своем жилище. Даже столовые приборы в ящике были разложены по ранжиру, будто солдаты, выстроившиеся на парад. Наверняка это сформировано профессией: когда ты постоянно орудуешь пробирками и шприцами, когда помогаешь ребенку появиться на свет, приходится быть сверхаккуратным.

Сообщения на автоответчике оказались разнообразными. Двух женщин – любовницы, что ли? – беспокоило его молчание. Коллеги задавали Тернэ, у которого, как из этих сообщений выяснилось, заканчивался трехнедельный отпуск, вопросы чисто делового характера.

Здесь же был камин. Комиссар подошел к нему, присел на корточки. При обыске в груде пепла были найдены остатки полностью обуглившихся видеокассет – на первый взгляд пяти или шести. Магнитная лента обратилась в прах, пластмассовые корпуса – в спекшиеся черные шарики. В доме не оказалось ни одного магнитофона, но в комнате, где хозяин хранил свои ископаемые, полицейские обнаружили, что несколько паркетных дощечек выдраны из пола. Видимо, в этом тайнике Тернэ хранил видеокассеты, возможно – издавна. Убийца достал их оттуда и сжег.

Шарко поднялся на второй этаж, прошел в большой зал с частной коллекцией ископаемых и минералов. Дорогое, должно быть, удовольствие – завести у себя такой музей. Все экспонаты были в прекрасном состоянии, все умело подсвечены, животные, казалось, готовы к нападению. Он отвернулся и в противоположном углу заметил дырку в полу и лежащие рядом паркетные дощечки.

Потом он отправился в библиотеку, где рассчитывал найти Белланже. Тот был едва ли старше Леваллуа, но обладал всеми качествами, необходимыми для того, чтобы командовать людьми. Одинокий, умный, спортивный. И честолюбивый. Отношения между Шарко и Николя Белланже не были ни теплыми, ни прохладными, они просто работали вместе, и все.

Жак Леваллуа тем временем внимательно осматривал ряды книг в шкафу, на который указывали пальцы убитого. Поль Шене, тот самый судмедэксперт, который делал вскрытие Евы Лутц, выпрямился и стал снимать перчатки. Сняв, протер линзы очков фланелевой тряпочкой.

– Я бы сказал, что он откинул коньки не меньше четырех и не больше восьми дней назад. Аутопсия, вероятно, позволит получить более узкую вилку. Труп можно увозить.