– Можно ли где-нибудь оставить лошадей, чтобы ваши люди смогли быстро переместиться к следующему замку?

– Думаю, что это можно устроить. Севернее холмов есть лес, в котором даже армию можно спрятать.

– Если бы она у нас была,– горько сказал Денис.– Что думаете, Литон? Достойное место для того, чтобы поубавить пыл наступающих?

– Более чем, мой принц. Замок маленький, несколько сотен воинов будут удерживать его до тех пор, пока осаждающие не сумеют подкатить осадные машины и разрушить стены. Несколько дней у нас будет.

– Хорошо,– кивнул принц,– соберите здесь три сотни воинов, всех баронов из округи. Как только появятся первые признаки наступающей армии, они должны быть здесь. Сколько ополченцев вы набрали, Алгон?

– Несколько десятков, ваше высочество,– недовольно ответил барон.– Но я по-прежнему считаю это пустой затеей.

– Ров надо начать углублять, как только стает снег.– Принц явно не собирался обсуждать свои приказы.– Не медлите, каждый лишний локоть в глубину может дать дополнительный день обороняющимся.

– Конечно, ваше высочество.

– Что же, здесь, судя по всему, все.– Принц напоследок оглядел заснеженные холмы. Белизна вокруг лишь изредка разрывалась дымом из труб крестьянских домов. Вид был настолько спокойным, что Денису не верилось, что весной в таком тихом месте может развернуться битва.

Берег выглядел запустелым и унылым. Но сам его вид был встречен с радостью. Цель их похода была перед ними. Позади остались недели борьбы со снегом, изматывающий переход по заброшенной местности и чувство, что холод уже не снаружи, а где-то внутри каждого из них. Казалось, что, чтобы отогреться, нужно залезть прямо в костер и сгореть вместе с дровами.

Перед ними открылась Бухта Туманов.

– Хорошее место для порта,– задумчиво сказал Мугра, оглядывая залив.

– Двадцать тысяч, не меньше,– навскидку определил Лашан, пробегая взглядом по множеству костров, временных домишек, палаток и застав, открывшихся с вершины скалы.

– Скорее уж тридцать,– поправил его молчаливый Аль’Шаур,– а если добавить тех, кто разбросан по заставам вокруг, то и все сорок.

– Королевская армия не сможет победить эту орду,– обреченно сказал Виктор.

– Дождемся весны,– коротко бросил Фантом,– мы с вами бывали и не в таких переделках. Дождемся весны.

Они долго лежали неподвижно, пересчитывая копошащихся вдалеке людей, отмечая количество лошадей, рассматривая несколько сотен странных созданий, более всего похожих на троллей, хотя и не таких крупных.

– Уходим,– голос Фантома резанул всех своей кажущейся пустотой и отстраненностью,– обратный путь будет долгим.

Скала опустела. Как будто никогда и не было на ней горстки людей, завернутых в меховые накидки. Только тонкая цепочка следов выдавала, что кто-то был на этом месте, среди кривых прибрежных сосен, упрямо доказывающих зимним морским ветрам свое право на существование.

Храм Нес’Ариана, покровителя воинов, стоял в нескольких милях от столицы. Поблизости не было ни одного дома, ни одного вспаханного поля, только извилистая дорожка, вымощенная булыжниками, поднималась на холм. Туда, где окруженный невысокой, но мощной стеной стоял храм.

Дорожка прихотливо извивалась по крутому склону холма, так что королю пришлось оставить коня и подниматься пешком. В храм, совмещенный с монастырем, допускались все желающие помолиться, но монахи ордена сделали все от них зависящее, чтобы до этого места смогли добраться только те, кто действительно в этом нуждался.

Храм лишь ненамного возвышался над монастырскими стенами, и его купол был едва виден с тропинки, ведущей к воротам.

Аскетизм храма не просто подчеркивался, он буквально культивировался монахами. Ни одного украшения, ни одной расписанной стены. Только голые камни строения, простоявшего на этом холме несколько веков. В этих камнях не было даже креплений для факелов – факелы и свечи внутри храма были запрещены. Только восемь стрельчатых окон, расположенных по розе ветров, позволяли свету проникать внутрь, и иногда лучи солнца падали на скульптуру человека, установленную в центре круглого зала. Не человека – бога. Статуя Нес’Ариана была отлита из черного железа, железа неба. Того металла, что падает со звезд и меняется на золото по весу. Только никто уже столетия не находил камней неба, поэтому даже эта цена могла оказаться заниженной.

Король стоял перед скульптурой воина, опустившись на колено и склонив голову. Глаза Лакара были опущены так, что он едва мог видеть носки железных сапог, в которые древний скульптор облачил бога. Эта статуя, по словам монахов, была лучшей из всех созданных. Были и другие, но немногие мастера осмеливались изобразить бога, ведущего воинов на битвы, без меча и щита в руках, не закованного в латы с ног до головы. Немногие мастера настолько верили в свой талант, чтобы решиться изобразить бога Силы без атрибутов войны.

Немногие, а может быть, вообще только один. Эта статуя была единственной из известных, где Нес’Ариан изображался без единого внешнего намека на свою сущность. Бог выглядел как человек. Обычный путник, остановившийся и взглянувший навстречу восходящему солнцу, чтобы поприветствовать его. Поприветствовать как равного. Руки статуи были опущены вдоль тела, ладони слегка повернуты вперед, как будто в попытке впитать в себя тепло солнца. Или силу молитвы.

Но, несмотря на кажущуюся обыденность этого изображения бога, именно оно считалось монахами ордена лучшим. Потому что мастер, казалось, превзошел возможности человеческого искусства. Потому что бог, не имеющий ни одного явного признака своей силы, тем не менее лучился ею. Потому что любой, впервые увидевший эту статую, безошибочно сказал бы, что это – изображение Нес’Ариана, и никого больше. Не одинокого путника на дороге, не воина границы, не барона – бога, и только его. Возможно, внутренняя сила бога сквозила в чертах его лица или в осанке, выдающей опытного воина. Возможно, в чем-то, менее уловимом взглядом смертного. Возможно, боги помогали мастеру творить эту скульптуру, и в ней была частичка их магии.

Но это был бог, и не мог быть никто другой. Нес’Ариан.

Негромкий голос короля – единственное, что тревожило стены пустого храма. Король был наедине с богом. Король молился. Текст этой молитвы был почти ритуальным, именно тем, какой произносили короли задолго до Лакара перед предстоящими битвами. Тем, что выкликали воины, идя на смерть.

Молитва размеренно звучала под куполом храма. Король не торопился, но и не прерывался ни на мгновение.

Я стою перед тобой,

И мой отец стоит позади меня,

И отец моего отца,

Мой прадед и деды моих дедов,

Весь мой род встал позади меня.

Я вижу их, я помню их всех…

Гномы начали работать, как только стаял снег. Строительство приближалось к Рамангару, и они всерьез надеялись к началу лета соединить его со столицей королевства. Гномы привыкли делать свою работу на совесть и выполнять обещания.