прямо как в XXI веке в студенческом общежитии. Позвали мажордома.

Тот, видимо, уже понял, из-за чего его будут ругать и, возможно, даже бить, хотя бы морально. Пришел сразу с рукописным планом первого этажа, на который обычно селили различного рода прислуживающих (не обязательно слуг), и показал существующее положение. Оказалось, что других свободных комнат на всем этаже больше не было. В будущем году, вероятно, придется селить, хотя бы слуг, по двое. Никодим еще раз попросил подумать об отдельном здании для обслуживающего персонала.

Андрей Георгиевич дальше уже как-то не слушал. Хозяйственно-административные проблемы XIX века его совершенно не волновали. А чем дальше, тем тверже охватывала мысль, что женитьба с Анастасией Татищевой, похоже, организовалась с помощью небесных сил. И что он зря трепыхается. Ведь, если уж Господь сам принял участие в переселение его души в иной век, то запросто мог распорядится его ангелу немного поколдовать и с женитьбой. Как-то все идет благополучно и твердо. Даже если бы он был против, ему бы все равно пришлось женится . А, поскольку он и не против, то с песнями и с радостными криками вперед!

Ему вдруг подумалось, что зря он так существенно выделяет свою роль. Может быть, душа Андрея Игоревича только должна укрепить тело аборигена XIX века и твердо подтолкнуть его к Анастасии Татищевой? Чтобы, как и водится, от их связи родился ребенок (или даже несколько). Ибо даже Бог не решается вмешиваться в такую интимную сторону жизни, как появление жизни. Была, правда, еще Мария. Но в не каждое тысячелетие ему создавать по богу-сыну? А так что с его помощью будут дети. И все, дальше, пожалуйста, по жизни барахтайся сам! А что, если так, то он и согласен!

Никодим, между тем, предложил переселить массу народа, так, чтобы мужчины жили вместе, а женщины вместе. Но попаданец в душе не согласился. Такой подход ему очень сильно напоминал студенческое общежитие с огромным количеством недостатков. Сам, правда, возражать не стал, твердо уверенный, что раз все с божьего появления, то и так все решается. И, в самом деле, император Николай I, глядя на него, очень легко отступил. Ему-то, в общем, все было все равно. Видя вялую реакцию повелителя, передумал и мажордом. Его не ругают и хватит.

Так и остались без каких-либо действий. Благо оба — и Настя, и Андрей — были весь день на службе или на очередном светском мероприятии — он около государя с непременным гусином пером, непрерывно выписывая, подписывая, просто перечеркивая. Нет, конечно, государь был не зверь, своего делопроизводителя (проще говоря, судя по сфере действия, писаря) он обязательно «припахивал» (термин самого попаданца) сравнительно немного — два часа утром и полтора после обеда. А потом шли добровольные занятия. Очень уж ему нравился почерк Макурина. Хоть в официальных документах, хоть в сказках. Печатать-то в типографии было еще в небольшом разнообразии.

За это ему, разумеется шли награды. Пока деньгами и благоволением монарха, что тоже давало материальный достаток. Его это радовало — не себе тащу, в будущей семье. Но и работать приходилось — от утреннего рассвета до сумрачного вечера, ведь и Николай вставал по-мужицкому рано, а сложился по-светски поздно.

Настя (так Андрей Георгиевич называл ее только в думах) тоже не баклуши била. Развлекать императрицу тоже надо много работать. А уж если Александра Федоровна работала по хозяйству — а так тоже бывало и не так уж и нередко — то фрейлины в первую очередь носились как пылесосы. Попаданец сам видел. Но строгим взглядом опытного мужчины он видел — Анастасия Татищева юная девушка, пышущая красотой, не смотря ни на что, счастлива такой жизнью и еще умудряется заигрывать с ним! Фига се, а еще говорят (он сам тоже так думал), что в XIX веке женский пол весь состоит из представителей — робких, пассивных по жизни, а потому серых и неинтересных. Вот уж нет! По крайней мере, телу рецепиента (а, значит, и всему Андрею Георгиевичу) было очень волнительно, когда она легко и стремительно пробежала мимо него. А уж когда она как бы нечаянно дотрагивалась до него, тело вздрагивало, лицо краснело и бледнело, панталоны напрягались, а руки машинально тянулись к горячему девичьему телу.

Однажды вечером, когда Макурин сам стремительно бежал от чего-то к чему по добровольному и строго обязательному поручению Николая I, а Анастасия ему встретилась и, как всегда, коснулась всем своим телом и, прежде всего, волнующей грудью.

Тело попаданца автоматически, совсем без команды разума, резко рванулось к девушке и прижалось к стене. Настя совсем была не против, она даже руки положила ему на шею. Но одновременно его глаза оказались такими просительными и просящими опустить, что разум Андрея Георгиевича вошел в жесткий клинч с телом.

В итоге руки юноши приглаживающие платье девушка по плечи и грудь, до самых грудей все же не дошли. К ее облегчению… и к разочарованию? Вот бы еще поиграть с Настей, она же не очень против!Однако Андрей Георгиевич, зная об этом нехорошем увлечении юного тела, был неумолим. Наломать-то дров можно в любой момент и сколько угодно. А какова будет репутация у бывшей девушки? И как будет сам он в Зимнем дворце? По традиции XIX века, молодые обязательно вначале должны обвенчаться, а уже потом, соприкоснувшись с таинствами божьими, тешить желания тела. Наоборот строго воспрещалось и даже наказывалось. Вот так! Он ловко поцеловал ее в открытые страстным деланием губы. Ждущие и в тоже время не ожидающие.

- Ах! - ответила она восклицанием и тоненько попросила: - миленький, не надо!

Руки горестно упали, а вот разум, наоборот, воспрял. Держится, девушка. Понимает, что до замужества ей нельзя. Это же не бесстыжий XXI век, а патриархальный целомудренный XIX! Андрей Георгиевич крепко ее обнял, игнорируя слабое сопротивление. Спросил шепотом на ушко:

- Выйдешь за меня замуж? Я тебя очень люблю!

Услышав такие слова, главные для любой девушки в любую эпоху, Анастасия замерла и смущенно сказала довольно негромко, но очень прочувственно:

- Да милый, конечно!

И потом посмотрела на него огромными зелеными глазами, в котором Андрей Георгиевич почти утонул. Зато его душа и тело, соединенные, а, может быть разделенные разумом, наконец объединились. Макурин, признательный ей за это, благодарно поцеловал в руку.

Кожа вкусно отдалась хлебом и, почему-то, фиалками. Попаданец удивился и сказал девушке об этом, чем вызвал новую волну смущения и робости.

"Дурак ты бестолковый, - обругал Макурин себя мысленно, - старик