Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да вон, котенок у вас на лестнице, — ответила Ольга и торопливо потянула на себя дверь, выпихивая животное наружу. — Коленька, возьми сумку. Там у меня тортик…Ты когда приехал-то? Как там Прибалтика?
Пока Ольга запирала дверь, котенок шмыгнул между ее ног прямо в квартиру, уселся в прихожей и душераздирающе пискнул.
— Вот бедолага, — раздосадованно произнес Николай.
— Ой, да выкини ты его, — отмахнулась женщина. — Лучше прямо на улицу, там быстрее отмучается.
— Тебе лишь бы выкидывать, — фыркнула Алла. — А ему небось тоже жить хочется. Коля, там где-то у нас колбаса была, и молока налей, а я и правда пойду прилягу.
— Ты что, оставить его хочешь? — поразилась Ольга.
— Что тебя удивляет?
— Так ведь зассыт все, обои пообдерет! Оно тебе надо?
Алла не удостоила это замечание ответом и, фыркнув, удалилась в гостиную, где приглушенно бубнил телевизор. Николай принял у Ольги пальто, пристроил его на вешалку и, прихватив котенка, удалился на кухню.
— Ты в гостиную проходи, я сейчас туда чайку принесу, — крикнул он.
Она так и сделала. Там на диване, словно курильщица опия из рассказов о Шерлоке Холмсе, возлежала Алла. Усевшись в кресло, гостья без особого интереса расспросила ее о здоровье, выслушала столь же неинтересный отчет и пожаловалась на собственное высокое давление.
Колдовавший на кухне хозяин квартиры скоро появился, вкатил сервированный столик с чашками, сахарницей и щедро нарубленным тортом. Следом, отчаянно мяукая, прибежал котенок.
— Ишь ты, блохастый, — восхитился Николай. — Не хочет один быть.
— Никто не хочет, — мрачно прокомментировала Алла. — Хватит того, что умираем в одиночку.
— Чего ты начала-то? — буркнул Николай, подхватил котенка на колени и стал гладить. Тот сразу заурчал, закрыв глаза. — Нет, Оль, ты представляешь, ей по башке дали, а она, партизанка, мне ни словечка… И Ирка, поганка такая. Тоже как партизанка молчала. Ишь, Зои Космодемьянские нашлись!
— Ну сказала бы. Что толку? Ты бы рядом лег. И кому от этого стало бы лучше? — отмахнулась Алла. — Валялись бы, как две колоды, кто б за нами ухаживал?
— Да, да, — скорбно поддакнула Ольга, ковыряя торт ложечкой. — Живешь вот так, живешь, а потом — раз, и никому не нужен.
— Скажешь тоже, — возмутился мужчина. — У нас вообще-то дети есть.
Торт, задуманный неизвестным кондитером как медовый, был сухим и невкусным. Кроме Ольги его никто не ел. Алла вообще не прикасалась к сладкому, берегла фигуру, а Николай предпочитал кофе с коньяком. Зная о пристрастиях сватов, гостья сознательно выбрала недорогое угощение. Нечего деньги переводить, все равно не оценят!
— Где они, дети? — вздохнула Ольга, радуясь, что разговор свернул в нужное русло. — Дети разбежались и сходиться не собираются. Вот что им не жилось, а?
— Так ты у сына своего спроси, — ядовито посоветовала Алла. — Чего ему не жилось?
Ольга отставила чашку и старательно всхлипнула.
— Что же ты, Аллочка, меня в больное место-то? Неужто, думаешь, я не спрашивала? Или мне их разрыв нравится? Вы хоть живете по-старому, а я уже вся извелась…
Вытащив из рукава платочек, она высморкалась. Алла молчала, Николай мрачно прихлебывал чай, почесывая пригревшегося зверька.
— Я им разойдусь, — сурово сказал он и неожиданно рявкнул так, что в люстре звякнули хрустальные подвески: — Я им разойдусь! Я им так разойдусь, места мало будет!
— Сиди уже, — процедила супруга сквозь зубы. — Что, лучше жить, зная, что твой муж гуляет направо и налево?
— Так муж все-таки, — запричитала Ольга, разозлившаяся на непрошибаемую жесткость сватьи. — Ну, оступился человек, с кем не бывает? Надо уметь прощать.
Алла посмотрела снисходительно, и только в светло-серых гадючьих глазах блеснула слюдой насмешка.
— Простить легко, Леля, в том-то все дело. Легко прощать, отпускать грехи. А вот жить и помнить — невыносимо. Ты не одна переживаешь, поверь. Я, пока лежала в больнице, все думала, думала… Ну, сойдутся они, и что? Сережа на работе задержится, а Ира будет думать, что он снова с бабой. Будет прислушиваться к звонкам, одежку обнюхивать — не пахнет ли духами. И так день за днем, жить и подозревать, потому что доверия нет. Понимаешь, о чем я?
Ольга упрямо помотала головой.
Ишь ты, умная выискалась! Кота пожалела, а зятя не хочет!
— Мы ведь с ней говорили, — с неожиданно горькой интонацией сказала Алла. — Буквально вчера. И я думаю: может, она права? Может, им лучше разойтись? Они еще молодые, смогут найти себе кого-нибудь.
— Кого, например? — зло сказал Николай. — Что это еще за формулировка: «кто-нибудь»? Нам «кто-нибудь» в семье не нужен!
— Да-да, — холодно произнесла Алла. — Ты сейчас прямо как твоя мамаша говоришь. Ей тоже «кто-нибудь» в семье был не нужен. И я это семнадцать лет терпела.
Этой ледяной фразой она как-то невероятно ловко умыла обоих. Николай и Ольга пристыженно замолчали, думая каждый о своем. Супруг, возможно, вспоминал свою прошлую и, судя по всему, не слишком счастливую жизнь под крылом властной мамаши. Гостья же думала, что такой поворот событий ей совсем не нравится, и уж она точно не готова терпеть в своем доме «кого-нибудь», вроде этой белобрысой проститутки Натальи.
— Нам-то что делать? — взмолилась она. Николай понуро пожал плечами, Алла криво улыбнулась, но в уголке глаза блеснуло что-то вроде слезинки.
— Да ничего. Все рано или поздно утрясется. Будем ждать.
Ждать?
Ольга демонстративно отодвинула от себя чашку и поднялась.
— Вы как хотите, — ядовито сказала она. — А я ждать не намерена. Не для того сына рожала, чтобы смотреть, как он мучается. И костьми лягу, а сделаю все, чтобы Сережа жил как человек.
Николай что-то торопливо говорил вслед, но она уже не слушала, выбежав в прихожую. Сорвав пальто с вешалки, ринулась прочь из квартиры и вылетела в снежную круговерть, злая и несчастная. Голову распирала тупая боль, растекающаяся слабостью по всему телу, а холодный снег сыпался с потерявшего обморочную глубину неба и яростно бил в лицо.
После Вериного скандала и жалкой демонстративной попытки суицида Ирина была сама не своя. Как ни заслонял ее Димка, она успела углядеть рубиновые капли крови и брошенный в угол нож, с которого натекла крохотная лужица. Из клуба вышла на деревянных ногах, а уже дома, вцепившись в парня, долго всхлипывала, боясь отпустить хоть на минуту. Все ей казалось, что эта сумасшедшая ворвется в спальню и, криво усмехаясь, начнет полосовать вены на здоровой руке. Ночью Ирине не спалось. Она вставала, курила у окна сигарету за сигаретой, снова ложилась, стараясь не потревожить спящего Диму, на которого эта кутерьма никак не подействовала, и все подсовывала под него холодные ноги.