узнал от сына, как плохо с тобой поступили, могу чем помочь? Отдай письмо сыну, он передаст.

С этим письмом Воин должен был поехать к Любомирскому и узнать, какие планы у оппонента официальной власти. Для отведения подозрений у Любомирского (он же знает, что Воин — доверенное лицо у Казимира) у Нащокина-младшего произвели подставной обыск, в котором искали русские письма. Это должно было успокоить Любомирского: значит, Нащокин больше не в почете у власти.

И все бы хорошо, но Воин тут же «слил» все русскому царю. Поляки так боялись, что русские помогут Любомирскому, что были готовы «подкупить» их передачей земель по реку Березину. После этих известий русские активно включились в процесс и начали искать возможность связаться с Любомирским. В Гамбург был отправлен Петр Марселис для установления контакта с поляком.

В 1665 г. в Гамбурге Марселис говорит Воину, что отец передает ему свое отеческое благосердие.

И вот, наконец, в 1666 г. Нащокин возвращается в Россию. Афанасий Лаврентьевич просит царя простить сына. Алексей Михайлович позволил Воину увидеть государевы очи и помиловал его, вернув ему прежний чин стольника. После этого Нащокин отправился в Кирилло-Белозерский монастырь замаливать грехи: все-таки прожил уйму времени среди католиков, не соблюдая православные обряды.

Уже в январе 1667 г. Воин вернулся в Москву. Вместе с отцом они составили мощный тандем — Нащокин-младший был человеком, повидавшим мир, побывавшим в Германии, Голландии, Дании, Франции, и отец, руководитель Посольского приказа, ответственный за дела внешней политики, использовал его в дипломатической службе.

Правда, уже в 1671 г. Афанасий Лаврентьевич попал в немилость, и на этом его карьера завершилась — а Воина ждала лишь скучная служба без дел государственной важности.

Глава 2. Григорий (Кошихин) Котошихин — или Иоганн Селицкий?

Григорий Карпович Котошихин был подьячим Посольского приказа и человеком, успешно сбежавшим в Швецию.

Знаем мы о его жизни из челобитной, поданной шведскому королю. С юности Котошихин служил государю писцом, а затем и подьячим. Будучи работником Посольского приказа, Григорий ездил на российско-польские и российско-шведские переговоры.

В 1660 г. Котошихин был отправлен Ординым-Нащокиным из Дерпта в Ревель к членам шведского посольства. В Ревеле он встретился с «литвином Плотаревичем», который бежал в начале 1660 г. вместе с Воином Ординым-Нащокиным.

Возвратившись с очередных переговоров, Котошихин узнает о том, что его отца, Карпа Котошихина, обвинили в растрате монастырской казны и за это отняли дом (который принадлежал его сыну), выгнав из него жену Григория. Была ли в действительности эта жена, мы не знаем: она появляется единственный раз в этой челобитной. Котошихин потребовал проверку, которая показала, что растрата была незначительной, однако дом подьячему так и не вернули.

Проблемы отца не повлияли на сына, и Григорий снова отправился на переговоры в Ревель. Уже в 1663 г. он начинает сотрудничать со шведским комиссаром торгового двора, Эберсом. Котошихин принес на шведский двор наказы и бумаги для российских послов, которые Эберс скопировал и заплатил за это подьячему 40 рублей (а Эберс в своей записке в Стокгольм написал о ста дукатах).

Весной 1664 г. Котошихина отправили под начало князя Черкасского в лагерь под Брянском. Однако, пока он был на переговорах под Смоленском, князя Черкасского заменили на Долгорукова, который (по словам Котошихина) предложил подьячему донести на Черкасского взамен на покровительство. Григорий отказался, но оставаться под руководством Долгорукова не захотел — ему это показалось опасным, и подьячий бежал.

Сначала в Великое княжество Литовское — там он служит у канцлера Кшиштофа Паца за сто рублей в год. Котошихин пишет королю Речи Посполитой, Яну Казимиру, с просьбой принять его в качестве информатора.

Доподлинно неизвестно, когда Григорий Котошихин берет себе псевдоним — Иоганн Александр Селицкий, но в Швеции он представляется именно так.

В 1665 г. Котошихин объявляется в Нарве, принадлежавшей тогда Швеции, совершенно «голым» — генерал-губернатору Таубе даже пришлось обеспечить его одеждой и деньгами. О том, что Григорий в Нарве, русская сторона узнала быстро. Проезжавший через Нарву Михаил Прокофьев, служивший под Брянском вместе с Котошихиным, встретил беглеца и потребовал от шведов его выдачи. Таубе «прикрыл» Котошихина: он бежал из польского плена в Новгород. Если не вернется туда сам, мы его отправим. В результате из Новгорода в Нарву прибыл стрелецкий сотник Иван Рябинин. Но беглецу снова удалось улизнуть. Ему помогли: в Государственном совете Швеции решили, что такой человек будет полезен, и ему назначили жалование в 200 риксдалеров. За подьячим послали уже знакомого Эберса. И, пока его не было, Таубе взял Котошихина под стражу — так русские не смогли бы его захватить, а потом инсценировал его побег в Стокгольм.

В Стокгольме Григорий предлагал свои услуги в качестве учителя русского языка — в условиях войны это было актуально. Известно, что в архивах Швеции хранится несколько листов начатого Котошихиным Alfabetum Rutenorum — учебного пособия по русскому языку для шведов.

Подьячего приняли на работу в королевскую канцелярию. Уже будучи на посту, Котошихин сообщил графу Магнусу Делагарди, что он работает над рукописью, цель которой — «описать все Московитское государство». Работал Григорий совместно с переводчиком, толмачом Даниэлем Анастасиусом, и Юханом Видекиндом, автором «Истории десятилетней русско-шведской войны».

Примерно с 1666 г. Котошихин жил в доме Анастасиуса в предместье Стокгольма. Там же жили сестра хозяина и его жена. Дружеские отношения хозяина и квартиранта были расстроены бытовой ссорой. Анастасиус начал излишне злоупотреблять алкоголем, Котошихин по просьбе жены хозяина, Марьи Фаллентинсдоттер (ее имя сохранилось в статье Ерне, шведского историка), вмешался в семейный конфликт и даже отправился с Анастасиусом в город, чтобы купить Марии кольцо. Следующая их встреча произошла уже дома, когда оба были нетрезвы. В пьяной ссоре на почве ревности началась драка, Григорий несколько раз ударил хозяина ножом. Две недели Анастасиус пролежал в больнице, затем скончался. Только после смерти мужа вдова подала дело в суд. Котошихин тяжело перенес случившееся и, находясь в заключении, признался пришедшей к нему Марье, что покончил бы с собой, если бы его не схватили.

Некоторые исследователи склонны видеть в беглом подьячем сложную фигуру, мучимую метафизической борьбой: «Хозяин дома часто бывал нетрезв, как и сам Котошихин; а поскольку глупее беседы двух пьяных ничего не может быть, не удивительно, что во время одной из таких "бесед" возникла перебранка, затеялась драка, и Котошихину, зажатому тучным хозяином, ничего не осталось, как только достать свой кинжал и нанести хозяину несколько ножевых ударов». Автор статьи «Недочитанный Котошихин» Радеев пишет, что подьячий был «достаточно благороден»: не пытался бежать, убив хозяина, а расхаживал по комнате взад-вперед. Радеев предпринимает