Но если противоположность моментов постигается в том виде, в каком она существует в наличном бытии, то чувствительность, раздражимость, воспроизведение низводятся до обыкновенных свойств, которые по отношению друг к другу суть столь же равнодушные всеобщности, как удельный вес, цвет, твердость и т. д. В этом смысле можно, конечно, наблюдать, что одно органическое [существо] обладает большей чувствительностью или раздражимостью или большей воспроизводительной силой, чем другое, точно так же, как и то, что чувствительность и т. д. одного по роду своему разнится от чувствительности и т. д. другого, что одно относится к определенным раздражениям иначе, чем другое, подобно тому как лошадь иначе относится к овсу, чем к сену, а собака в свою очередь иначе, чем лошадь к тому и другому и т. д. – все это можно наблюдать точно так же, как то, что одно тело тверже другого и т. д. – Однако эти чувственные свойства – твердость, цвет и т. д., равно как и явления восприимчивости к овсу, раздражимости от тяжести груза или рождаемости детенышей по количеству и видам, будучи соотносимы и сравниваемы друг с другом, по существу противоречат какой-либо закономерности. Ибо определенность их чувственного бытия состоит именно в том, что они существуют совершенно равнодушно друг к другу и в большей мере выражают не связанную понятием свободу природы, чем единство некоторого соотношения, в большей мере ее неразумные скачки то в одну, то в другую сторону на шкале случайных [отношений] величин между моментами понятия, чем сами эти моменты.

(γγ) Соотношение сторон внутреннего и внешнего.

Закон в собственном смысле, выражающий истинное внешнее как отпечаток внутреннего, могла бы дать лишь другая сторона, с которой простые моменты органического понятия сравниваются с моментами формообразования. – Так как, далее, названные простые моменты суть всепроникающие текучие свойства, то у них нет в органической вещи особого реального выражения, наподобие того, что называется отдельной системой формообразования. Другими словами, если абстрактная идея организма подлинно выражена в названных трех моментах лишь потому, что они суть не нечто неподвижное, а только моменты понятия и движения, то, напротив, организм как формообразование не охватывается тремя такими определенными системами, как их разлагает анатомия. Поскольку такие системы должны быть найдены в их действительности и благодаря этому нахождению узаконены, необходимо также напомнить, что анатомия показывает не только три подобного рода системы, но еще много других. – Затем независимо от этого чувствительная система должна вообще означать нечто совершенно иное, чем то, что называется нервной системой, так же как раздражимая система – нечто иное, чем мышечная система, воспроизводительная система — нечто иное, чем внутренние органы воспроизведения. В системах формообразования как такового организм охватывается с абстрактной стороны мертвого существования; его моменты, воспринятые таким именно образом, принадлежат анатомии и трупу, а не познанию и живому организму. В качестве таких частей они, напротив, перестали быть, ибо они перестают быть процессами. Так как бытие организма по существу есть всеобщность или рефлексия в себя самого, то бытие организма в целом, как и его моменты, не могут состоять в анатомической системе; действительное выражение и внешние проявления их скорее имеются налицо только в качестве движения, которое проходит через различные части формообразования и в котором то, что выхватывается и закрепляется в качестве отдельной системы, по существу выступает как текучий момент, так что не названная действительность в том виде, в каком ее находит анатомия, должна считаться реальностью последней, а только эта действительность как процесс, в котором только и имеют смысл анатомические части.

Таким образом, получается, что моменты органического внутреннего, взятые сами по себе, не способны составить сторон закона бытия, так как, будучи выражены в таком законе о наличном бытии, эти стороны отличаются друг от друга, и нельзя было бы любую из них одинаково назвать вместо другой; точно так же они, будучи установлены по одну сторону, не имеют своей реализации в другой в какой-либо устойчивой системе, ибо последняя столь же мало есть нечто, что обладало бы вообще органической истиной, как мало она есть выражение названных моментов внутреннего. Так как в себе органическое есть всеобщее, то существенно в нем скорее вообще то, чтобы его моменты были в действительности точно так же всеобщими, т. е. были бы протекающими процессами, а не сообщали изолированной вещи изображения всеобщего.

(αα) Органическое единство.

Таким именно образом в органическом вообще теряется представление закона. Закон хочет постигнуть и выразить противоположность как покоящиеся стороны, а также присущую им определенность, которая составляет их взаимоотношение. Внутреннее, которому принадлежит являющаяся всеобщность, и внешнее, которому принадлежат части покоящегося образования, должны были бы составлять соответствующие друг другу стороны закона, но, будучи разъединены указанным образом, они теряют свое органическое значение; и в основании представления закона лежит именно то, что обе его стороны обладали бы для себя сущей равнодушной устойчивостью, а соотношение распределилось бы в них как двойная, друг другу соответствующая определенность. Каждая сторона органического, напротив, сама по себе есть простая всеобщность, в которой растворены все определения, и движение этого растворения.

Вникнем в отличие этого законоустановления от прежде указанных форм, и мы полностью выясним его природу. А именно, если мы оглянемся назад на движение воспринимания и рассудка, рефлектирующегося в себя в этом движении и определяющего тем самым свой предмет, то при этом рассудок в своем предмете не имеет перед собою соотношения этих абстрактных определений, всеобщего и единичного, существенного и внешнего, а сам есть переход, для которого этот переход не становится предметным. Здесь, напротив того, органическое единство, т. е. именно соотношение названных противоположностей, – а это соотношение есть чистый переход, – само есть предмет. Этот переход в своей простоте есть непосредственно всеобщность; и так как она входит в различие, отношение которого должен выразить закон, то его моменты являются как бы общими предметами этого сознания, и закон гласит, что внешнее есть выражение внутреннего. Рассудок здесь овладел мыслью самого закона, тогда как прежде он только вообще искал законы, а моменты их представлялись ему как определенное содержание, а не как мысли законов. – Что касается содержания, то здесь, следовательно, должны получиться не такие законы, которые лишь спокойно придают различиям, обладающим одним только бытием, форму всеобщности, а законы, которые непосредственно в этих различиях имеют также беспокойство понятия и, следовательно, вместе с тем необходимость соотношения сторон. Но так как именно предмет, органическое единство, непосредственно соединяет бесконечное снимание или абсолютную негацию бытия с покоящимся бытием, а моменты по существу составляют чистый переход, то таких сущих сторон, как те, которые требуются для закона, не оказывается вовсе.