– Сама не понимаю, мне почему-то кажется, что мать обидится. Помнишь, она ж тогда сказала: «Наверное, женщине нужно помочь. Юля справится одна». И как-то она прям с напором сказала. ОДНА!

– А может, это связано с отцом матери?

– Который без вести пропал?

– Ну да!

– Нет, какая уж тут тайна? Здесь все ясно. Шел на фронт, расписаться не успели. Без вести пропал.

– Ох, так-то оно так. Но с наших родителей станется. Сама видишь, то вдруг раз, и замолчали. Или на полуслове друг друга одернули.

– И не говори, хотя… Мне кажется, им это как-то совместно жить помогает. А так и вообще непонятно, зачем они вместе?

– А мы?

– А нас они, по-моему, с детства поделили.

Юля расхохоталась.

– Если кто нас послушает со стороны, подумает, двое ненормальных.

– И будет прав. Вот объясни мне, откуда все эти тайны, почему нельзя жить просто, сразу и все друг другу рассказывая? Как мы с тобой? У нас ведь тайн нет?

– У нас нет. Хотя, наверное, есть. Никто не знает, что мы смотрим вдвоем фильм «Шла собака по роялю»! Включаем?

И они запели хором.

= 43 =

Лариса специально не давала матери своего адреса. Еще не хватало, чтобы в деревенской больнице ее увидели. Вот позор-то будет. Она сама уже забыла, что она всего лишь интерн, работала как заправский врач. В Москву приезжала только на выходные. Забивала холодильник продуктами, чекушки тоже покупала и оставляла у соседки. Понимала, мать может сорваться в любой момент, и тогда всем мало не покажется. Пару дней они тут без Ларисы продержатся, а там и сама вернется.

Душа, конечно, была неспокойна, что в Москве без нее происходит. Последнее время мать стала агрессивной, постоянно костерила Любку Петровну. Она всех расставила по своим местам в своем скудном сознании. Витоша – голубок, он заработался, завоевался, его и охмурили. Тетка старая, косая и хромая, колдунья из леса, прилетела на зов старой сводни. И получалось, что во всем виновата старая грымза Любка. Она нашла ту хромую, подложила под своего сына, только чтобы сгноить Варвару и сжить со свету дочку безответную. У нее уже получалось, что бежали они из дома ночью по лесу, а Люба с палкой следом гналась.

Лариса не стала рассказывать матери про свою встречу с Лелей. Хотелось забыть. И стыдно было, и горько. Она оставила этот эпизод на потом. Сейчас невозможно осознать. А мать все равно и не поймет, и не поверит. Или совсем умом тронется.

После недельного запоя Варвара день просила прощения, плакала, приговаривала: «Да ты меня не слушай. Кто-то мне нашептывает, сама не знаю кто. Только с хромой в сговор не вступай, нечистая она». А потом замолкала, приводила в порядок их квартирку, драила, стирала, по сто раз одно и то же, штопала. Пока опять не накатывало на нее, и все не начиналось снова.

Лариса пыталась бороться, как могла, она уже понимала, что это болезнь, можно только отвлекать, стараться быть рядом, но рано или поздно все опять начнется.

Она возвращалась с работы, зашла в местное сельпо, продавщица на нее как-то странно посмотрела.

– Лариса Васильевна, никак мать ваша приехала. Вы уж поаккуратнее, она как будто не совсем в себе. Попрошайничает. Рассказывает, что вы ее из дома выгнали. Дверь заперли, сами сюда уехали, она по улицам ходит. Но как будто выпивши она. А рассказывает так споро, с подробностями. Только все равно ж никто не поверит, вас же знают, – сказала как-то неуверенно.

– Спасибо. Да, болеет она, – пробормотала Лариса и бросилась бежать на поиски матери. Только этого не хватало. Да что ж это за жизнь такая?!

Мать храпела на Ларисиной кровати, дверь ей открыла хозяйка домика.

– Ой, как же нехорошо. Вы уж простите меня, Лариса Васильевна, но мать ваша так плакала, рассказала, что из больницы ушла. После операции пару дней пролежала, да там ее кормить перестали. Вот она и побрела по свету вас искать. Я спрашиваю, что ж вы домой не пошли? А, говорит, ключи остались в больнице, она в халате и убежала. И плачет все. Я уж, чтоб она успокоилась, стопочку ей налила. Она, видимо, с тревоги своей шкалик и осилила. Так вот и уснула.

– Да, да, спасибо вам.

– Так я на неделю к дочери в Саратов. Вы дом-то весь можете на это время занять. Там и разберетесь. Я вечером уезжаю.

– Спасибо! Как же я вам благодарна.

– С божьей милости.

К вечеру мать проснулась, не сразу поняла, где она и что. Настроение ужасное, выпить охота. Иногда такой запой можно было купировать сразу. Лариса уже сбегала в магазин, купила молоко, именно так она обычно мать отпаивала. Чекушку тоже купила, понимала, молоком может и не обойтись. Продавщица посмотрела на нее неодобрительно. Можно было, конечно, что-нибудь и придумать, но ни сил не было, ни нервов.

– Мама, что случилось, как ты меня нашла?

– Как нашла?! Стыдишься матери. Пришлось выворачиваться, чтобы адрес твой узнать. В институт поехала, сказала, что отец твой объявился!

– Мама, что ты несешь?!

– Вот именно! Мама! Я у тебя одна. А ты меня бросишь – и на гастроли! А мать подыхай.

– Какие гастроли? Я тут работаю!

– Порассказали мне, как ты тут работаешь. Хахалей водишь. Работа у ней. По рукам, видать, пошла. Сраму на тебя нету.

Лариса знала, с матерью лучше не спорить, иначе она становилась буйной, просто даже опасной. Молока давать ей сейчас тоже без пользы.

– Выпить давай!

– Дам. Вот посмотри на часы. Сейчас восемь вечера. Мы с тобой поужинаем. У меня рагу вкусное. Мясное. Потом через час давай еще супчик куриный. Я как пришла, сразу варить поставила. А часов в девять я тебе рюмочку налью. И спать. Но сначала мы поедим.

– Да в горло не полезет.

– А мы вместе поедим. Смотри, как сейчас я накрою все красиво.

Лариса уговаривала мать, успокаивала себя. Пыталась взять себя в руки, мать привести в чувство. Здесь ей опереться не на кого. Утром на работу. Господи, что делать, позор какой!

Полночи проколесили, заснули под утро. Разбудил стук в окно.

– Васильевна, срочно в больницу беги. Мужик с болями в животе пришел. Говорит, мочи нет.

– Бегу. – Лариса уже привыкла. Сначала бежит, потом соображать начнет, что да как. Немного подумав, мать закрыла на ключ. Должна проспать часов пять. К тому времени она уже вернется.

Она нашла мать на полу в луже крови, рядом