— Николай, привет. Мягкий голос Хлои, словно теплое одеяло, укутывает меня, уменьшая стук в голове и снимая напряжение в шее и плечах. До этого момента я не осознавал, насколько плотно они сгруппировались.

Отвернувшись от кровати Славы, я подхожу к окну, чтобы не разбудить его. «Привет, Зайчик. Как дела?"

«Теперь лучше, когда я знаю, что ты и Слава в безопасности», — тихо говорит она, и я слышу небольшую прерывистость ее дыхания. «Я так волновалась из-за шторма и всего остального».

Моя грудь сжимается от нежности. "У нас все в порядке. Мы сделали это." Понизив голос, я рассказываю ей все об этой ужасной поездке: как Славу тошнило все это время, и как нам пришлось десяток раз останавливаться, чтобы его вырвало и он пошел в ванную под проливным дождем. Как я все время желал быть тем, чьи внутренности выворачивают наизнанку, и как я боялся, что мы опоздаем в больницу.

— Я знал, что дети болеют, — отрывисто говорю я. — А я знал, что Слава может когда-нибудь что-нибудь подхватить, хоть он и силен и здоров. Чего я не знал, так это того, что это будет выглядеть так… как будто кто-то пилит мое сердце тупым ножом, разрезая его по одной клетке за раз».

"Конечно." Тон Хлои мягкий, мягко сочувствующий. «Родители всегда так себя чувствуют, когда с их детьми что-то не так. Однажды мама сказала мне, что не знала, что такое беспокойство, пока не родила меня, а потом она больше не знала, каково это — существовать без беспокойства».

Я пощипываю переносицу. "Большой. Просто здорово."

«Она также сказала мне, что ни на что не променяет роль моей мамы». Она делает паузу, а затем тихо спрашивает: «Не могли бы вы? Променять роль отца Славы на душевное спокойствие?

— Блять, нет. Я смотрю на крошечную фигурку на кровати, и стесненное, неудобное чувство, которого я старался избежать вначале, снова вторгается в мою грудь. На этот раз, однако, я понимаю, что это беспокойство. Беспокойство и глубокая, всепоглощающая любовь. Во мне пробуждается любовь, отличная от навязчивой страсти Хлои, но не менее сильная.

Я бы убил за них обоих.

Я бы умер за них обоих.

Если бы я потерял хоть одну, я не знаю, как бы я поступил дальше.

— Так когда, по-твоему, ты вернешься домой? — спрашивает Хлоя, и, как и в случае с Алиной, я улавливаю странную интонацию в ее голосе. Точнее, не натянутость, а что-то не то.

— Мы должны вернуться до вечера, — говорю я, глядя на часы. Сейчас пять утра, почти утро, хотя на улице еще темно. — Зайчик… все в порядке?

Тон Хлои теперь заметно напряжен. "Конечно. Почему бы и нет?»

"Кому ты рассказываешь. Что-то не так?"

"Нет, ничего. Просто… приезжай домой, и мы поговорим.

"Разговаривать? Как насчет? Что-то случилось, пока меня не было?

"Нет, конечно нет." Она делает вдох. "Это отлично. Всё хорошо. Просто устал не спать всю ночь, вот и все.

Она врет. Я уверен, что она лжет, и собираюсь потребовать от нее ответов, когда Павел входит в комнату.

«Маша говорит по телефону», — коротко говорит он, протягивая мне свой аппарат. «Операция, наконец, началась. Он придет к ней через пятнадцать минут.

Блядь. «Зайчик, мне пора. Поспи немного, и я позвоню тебе сегодня позже, хорошо?

Не дожидаясь ответа Хлои, я вешаю трубку и подношу телефон Павла к уху. — Ты все камеры настроил? А прямая трансляция?

Голос Маши такой же яркий, как и прежде. "Конечно."

«Отправьте запись Константину для редактирования, а для прямого эфира направьте на этот телефон. У меня нет с собой моего».

"Без проблем. А теперь о плане Б…

«Просто сосредоточься на плане А». Мне нужно, чтобы Брансфорд был скомпрометирован, а не мертв, как я договорился с Хлоей.

Маша раздраженно вздыхает. «Конечно, буду. Но если что-то пойдет не так, и я не смогу его сдержать, ты все равно хочешь, чтобы я его устранил сегодня, верно? Я больше не смогу подойти так близко».

Я потираю левую бровь, за которой снова работают черепные молотки. Актив Валерии был кристально ясным в отношении того, что она будет и не будет делать на этой работе, и хотя она не против того, чтобы Брансфорд немного поиздевался над ней ради убедительного видео, она не позволит ему трахнуть ее.

— Просто сделай все возможное, чтобы до этого не дошло, — наконец говорю я. «И если вам нужно перейти к плану Б, используйте наркотик».

Хотя будет трудно объяснить Хлое смерть Брансфорда, я сделаю все возможное, чтобы защитить ее.

Даже поменяй свое слово ей.

42

Хлоя

Я просыпаюсь с пересохшим ртом и глазами с таким песком, как будто они набиты песком. Моргая от яркого света, заполняющего комнату, я смотрю на часы и резко выпрямляюсь на кровати.

Пять часов дня.

Какого хрена?

Прежде чем я успеваю собраться с мыслями, раздается тихий стук в дверь спальни, и Алина просовывает голову. — А, хорошо. Наконец-то ты проснулся.

Я беру с тумбочки бутылку с водой и пью ее, чтобы облегчить пересохшее чувство в горле. "Что случилось?" Я хриплю, когда заканчивается каждая драгоценная капля жидкости. Я чувствую себя ошеломленным и сонным, как будто меня накачали наркотиками.

Входит Алина, выглядящая свежо и гламурно, как будто она только что вышла из спа-салона с полным спектром услуг. Я, с другой стороны, чувствую — и, вероятно, выгляжу — как что-то, что еноты не стали бы выуживать из мусорного бака.

— Ты не могла уснуть всю оставшуюся ночь, поэтому пошла вздремнуть посреди утра, помнишь? — говорит она, грациозно присаживаясь на край кровати.

Я снова смотрю на часы, как будто это изменит отображаемое на них время. — Но уже пять. Как может быть пять, если я пошла вздремнуть утром?»

Она ухмыляется. "Что я могу сказать? Когда ты разбиваешься, ты сильно разбиваешься». Она скрещивает длинные ноги. — Мой брат звонил уже около десяти раз, требуя поговорить с вами. Я сказала ему, что даю тебе поспать.

У меня учащается сердцебиение. "Что-то не так? Слава…

«Нет, нет, все в порядке. На самом деле они уже едут домой, должны быть здесь меньше, чем через час.

"Ой. Слава…

«Дела намного лучше», — уверяет она меня. «Врач собирался оставить его под наблюдением до сегодняшнего вечера, но с утра его ни разу не вырвало, и он смог съесть на обед немного куриного супа и желе, поэтому его выписали раньше».

— О, слава богу. Я