расследования, Пакуро предложил разместить в искомой рубрике копию оставленного убийцей послания, сопровожденного номером одного из телефонов РУБОП.

Конечный смысл такого мероприятия был, чего греха таить, спрогнозирован довольно смутно: дескать, а вдруг, душегуб и позвонит? Тогда на пленке зафиксируется его голос — если не зацепка, то будущее косвенное доказательство… Чушь, конечно, но — вдруг? Если держишься на плаву, то — почему бы не ухватиться за соломинку? Хотя бы и любопыства ради?

Послание начали печатать, причем — в каждом выпуске рубрики.

Предположение о мести чеченцев подлой растратчице Рудаковой окончательно отпало: кавказские группировщики находились в унынии от канувших в никуда средств, и вели собственные поиски убийцы — покуда, естественно, безуспешные.

Проработка связей убитой с сотрудниками редакции также ничего не дала — знакомств с журналистами Валентина Рудакова не водила, на искомое издание ни разу за свою жизнь не подписывалась, и все средства массовой информации ей с успехом заменял телевизор.

Не увенчались успехом и поиски каких-либо знакомых ей азербайджанцев.

Пролить след на таинственное убийство мог скрывшийся Виктор, а потому, прихватив его фотографии, полученные из УВД Владимирской области, Пакуро поехал в знакомую квартиру, застав в ней корректного, явно угнетенного свалившимся на него несчастьем человека лет пятидесяти — мужа покойной.

До сей поры с Рудаковым он не общался, опрашивал дипломата Борис.

Прошли на кухню, и майор невольно посмотрел на то место, где, как ему отчетливо помнилось, сидела, закинув простреленную голову к стене, убитая женщина.

— Вот здесь… она? — спросил, покривившись болезненно, хозяин.

Пакуро сумрачно кивнул. Достал папку, предъявил фотографии:

— Узнаете? Прошу вас — очень внимательно посмотрите…

— Я понимаю… — Рудаков, ознакомившись с фотокарточками, решительно отложил их в сторону. — Никогда не видел… Лицо характерное, я бы запомнил. Кто он?

— Да так, сельский житель.

— У меня нет знакомых среди сельских жителей.

Майор хотел сказать о столь плотной и запутанной тесноте связей в людском сообществе, что, почти ежедневно препарируя их, ему видится звено максимум из десяти посредников, дабы установился контакт между подзаборным бомжом и папой римским, однако время и место для праздных размышлений были неподобающи, и он задал конкретный вопрос:

— А во Владимирскую область ваша жена, случаем, не ездила?

— Нет… Хотя… Нет.

— Ну, в отпуск, в деревню… Или к друзьям?

— Что-то припоминается, что-то крутится… — Рудаков щелкнул пальцами. — Но вот что?..

— Вы ведь в курсе, что куда-то пропали сто тысяч… — продолжил Пакуро.

Рудаков раздраженно поморщился.

— Да при чем здесь я? Валя была человеком очень скрытным и очень самостоятельным, понимаете? И — ответственным. Кроме того — требовательным и порядочным. В свои банковские передряги меня не посвящала, говорила, что это нудно и неинтересно. Деньги в отличие от меня она зарабатывать умела, хотя никакими сравнениями таких наших способностей, не грешила. Была семья… — Он сжал зубы и кадык его скользнул по перехваченному судорогой горлу. Повторил, с невольной хрипотцой, словно преодолевая боль: — Была семья, в которой все трудились, складывая доходы в общий, что называется, котел… Никто друг друга… — Внезапно он замолчал, словно осененный какой-то догадкой. Незряче уставившись на Пакуро, выдавил: — Я вспомнил… Да. Владимирская область. Совершенно верно. Там живет муж, то есть, бывший муж ее сестры. Юра Хвастунов. Я, правда, с ним не виделся уже лет пять, но слышал, что после развода потянуло его в деревню. Квартира у него в Москве роскошная, пятикомнатная, еще от деда осталась… Так вот. Квартиру он, кажется, сдал, купил себе хороший дом в области… Там и живет.

— От кого слышали? От жены?

— Да, конечно. А сестра ее вышла замуж за француза, уехала в Париж; я, собственно, даже не знаю ее телефона, записной книжки не нашел, потому ничего не сумел сообщить…

— Записную книжку забрал убийца, — вздохнул майор. — Нисколько в этом не сомневаюсь. А Хвастунов… Что за человек?

— Абсолютно нормальный парень. С норовом, правда, обидчив… Занимался торговлей мебелью, собственный магазин имел… А потом — опять же — по слухам, заработал большие деньги и от дел отошел.

— То есть, переехал в деревню, купил козу, и на том успокоился?

— Я не знаю… — устало промолвил Рудаков, утомленный этим малоприятным для него разговором. — Валя, кстати, к нему относилась очень хорошо. Говорила, что человек он основательный и прямой. А вот сестричка ее — вертихвостка, сама дело до развода довела своими шурами-мурами.

— Его адрес во Владимирской области вам известен? — Пакуро поднялся со стула.

— Понятия не имею. Мы были не настолько близки, чтобы… Постойте! Вы его подозреваете? Это — чушь! Уверенно заявляю!

— Подозрительность в моей профессии — очень полезное качество, — ответил Пакуро. — Более того: объективная необходимость.

— А не тяжело вот так — подозревать нормальных людей во всяких гадостях?..

— Вы к докторам ходите? — спросил Пакуро. — Ходите. Тогда представьте ситуацию: образовалось у вас какое-нибудь уплотнение неподобающее. Но так, явно пустяковое, жировичок, к примеру… И пять разных докторов дружным хором утверждают: пустяк, чик — и нет этой несообразности. Но каждый из этих пяти наверняка удаленную ткань пошлет на гистологический анализ… Что это? Подозрительность? И да, и нет. Но то, что — ответственность, точно. И когда экспертиза присылает ответ, что ничего злокачественного в тканях не обнаружено, у нормального доктора подобная информация вызывает только одного чувство…

— Глубокого удовлетворения, — мрачно добавил Рудаков.

— Конечно, — беззаботно отозвался Пакуро. — Не надо, как минимум, себе больше голову морочить… И, как говорится, следующий!

Перед тем, как ехать в командировку под Владимир, Пакуро навел справки о Хвастунове. Почерпнутая из справок информация была обескураживающе внезапна: во-первых, пятикомнатную квартиру деда Хвастунов продал, ибо прогорел в коммерческих катастрофах. Так что переселение на периферию носило для него характер вынужденный, и ни о какой благостной жизни рантье речи тут быть не могло. Во-вторых, родом происходил Хвастунов из семьи в незапамятные времена перебравшихся в Россию турков. Предки Хвастунова поначалу получили фамилию Осьмакиных, чей корень указывал на их происхождение из недр Османской империи, а после, благодаря задиристому характеру прадеда-забияки, фамилия переменилась на Хвастуновых… За данной информацией стояла бездна кропотливой архивной работы.

И, наконец, третье, самое банальное: дом Юрия Хвастунова располагался буквально в нескольких шагах от дома пропавшего Виктора.

Вместо безнадежно оборванной нити, в руках Пакуро отныне оказался прочный канат. С основательным крюком…

Приехавший из командировки по местам заключения Борис доложил, что во время последней отсидки Виктор находился на побегушках у авторитетного блатного по кличке Чума, и проходил Чума по делам, связанным с квартирными разбоями.

Памятуя рассказанную Собцовой историю о проникновении в ее квартиру вымогателей, прохлопанных «наружкой», Борис предъявил